Александр Седалищев - Отцова ноша

При падении конь придавил правую ногу Терентия. Замерзшую ногу, придавленную тяжелой тушей, пронзила резкая боль, а тут еще и шапка в сторону отлетела. Пытаясь выкарабкаться из-под коня, Тереха выпростал левую ногу из стремени, затем, упершись ею в седло, попытался вырвать правую ногу. Но валенок застрял в стремени, а стремя зацепилось за мерзлую попону или за ремень подпруги. Лошадь лежала и даже не делала попыток подняться, только время от времени вскидывала голову и тихо всхрапывала. Прошло несколько минут после падения, но Тереха, понимая всю опасность ситуации, в которую он попал, не оставлял попыток вырваться из-под коня. Конь, видать, уже загнался и сам не поднимется, но надо попытаться хотя бы сдвинуть его, иначе ногу не вырвать. А тут еще уши одно за другим стрельнули и до шапки не добраться. Но это мелочь, нужно вырваться! Палка, нужна палка, чтобы коня расшевелить! Пошарив рукой под снегом, Тереха зацепился левой рукой за палку. Коротенькую, но все же. Выпростав ее из-под снега, он стал наносить удары по крупу и по шее коня, однако реакции не было. От злости и обиды Тереха вскрикнул и нанес коню со всей силы удар по голове. Этот удар оказался чувствительным. Конь резко дернулся и, подбирая под себя ноги, попытался подняться. Терехе только это и надо было. Нога выскочила из стремени и из-под коня, он сам скатился под уклон, а конь тут же улегся обратно. Тереха подобрал шапку, отряхнул ее от снега и напялил на голову. Отмороженные уши ничего не почувствовали. Он потом только станет чувствовать боль, когда уши будут отходить от мороза. Но это ведь неважно – тут совсем рядом друзья и спасение. Он, прихрамывая, подковылял к лошади и, дергая ее за узду и одновременно колотя палкой, попытался ее поднять. Но все было бесполезно. Конь окончательно улегся и вытянул ноги. И только тут Тереха вспомнил про карабин, который был закреплен под крылом седла на попоне и теперь оказался придавленным.

Все дальнейшие попытки расшевелить коня ни к чему не привели. Сам Тереха, обессилевший, еле дергал за узду, больше ничего он не мог сделать. Остаток сил выбило это падение. Окончательно убедившись в бесполезности своих попыток, он вытащил нож, висевший на поясе, и обрезал подпругу. Но и это не помогло. Вытащить седло с попоной из-под лошади не хватало сил. Конь только раздувал ноздри и, тяжело вздыхая, порой закрывал глаза. Казалось, что он все понимает, но ничего с собой поделать не может. Усевшись передохнуть под деревом рядом с лошадью, Тереха вспоминал весь предыдущий день.

Седлая коня, он сразу почувствовал, что с лошадью что-то не то. Не было прежней бодрости пусть и старой, но живой и подвижной животины. Поданный утренний овес был съеден неспешно. Видать, за дни охоты подустала лошадь. Наверное, одного дня отдыха было недостаточно. А эти два дня по холоду без пищи и отдыха довели лошадь до падения.

Вспомнил Тереха и разговор с друзьями про сны. Кривой палец деда теперь представлялся ему вещим. Но за эти три стылых дня на морозе он настолько устал, что в душе даже тревога не держалась. Мельком приходила и сразу улетучивалась. Все остальное пространство внутри Терентия занимали усталость и холод.

Представляя дальнейшие свои действия, Тереха никак не мог решиться начать движение, хотя понимал, что если он тут останется, то уже не выберется. Ему казалось, что рядом с лошадью, пусть даже полумертвой, была какая-то надежда. Он пытался отогнать эту навязчивую мысль и собраться силами. Вот-вот встану и пойду. Еще чуть-чуть посижу, наберусь сил и пойду. Веки слипались, дыхание успокаивалось. Казалось, что становится тепло.

Внезапно ему вновь померещился или приснился в коротком и опасном сне дед и его палец. Тереха встрепенулся и, оглядевшись вокруг, увидел те же заиндевелые, покрытые снегом деревья, лежащего и пока еще дышащего коня и свое дыхание, пар от которого в морозном воздухе был уже совсем почти незаметен. Мотнув головой, разгоняя в голове туман, он вспомнил про выстрелы. Ведь друзья здесь неподалеку и они спасут его!

Собрав остаток сил, Терентий, держась за ствол дерева, с трудом поднялся. Тело не хотело его слушаться. Каждая мышца отказывалась подчиняться, онемевшее тело на любое движение отзывалось болью. Немного постояв и продышавшись, он двинулся по своим следам обратно. Вначале каждый шаг давался с трудом, кровь очень тяжело разгонялась по телу. Тепло никак не хотело приходить, а выстуженное тело не желало шевелиться. Усталость, обволакивавшая тело, отступала постепенно, совсем по чуть-чуть. Но все-таки вскоре Тереха почувствовал, что может идти, пусть медленно, с трудом, но может шагать.

Сыромят, идя по своим следам, вскоре услышал выстрелы. Небо было уже вечернее, начинали проглядывать первые звезды. Они находились на вершине кряжа, а ручей простирался внизу и, если Тереха идет по этому ручью, он должен услышать звуки. Так думал он, вороша ногами твердеющие на морозе следы. Сыромят остановился, ожидая ответных выстрелов. Но было тихо. Выждав некоторое время и получив еще толику тревоги и огорчения, которого за эти дни почерпнул как никогда много, он двинулся дальше. Отойдя почти на километр, в свете фонаря он увидел то, что искал. Заблестевшая банка в тот момент для него была пределом желаний и, как ему казалось, спасительницей.

Подняв банку, Сыромят ногами стал прощупывать снег. Как он и предполагал, под снегом нашлось несколько банок из-под тушенки. Выпростав их наверх, он выбрал три штуки – найдется ведь Тереха, тогда и ему банка пригодится. Обратный путь до стоянки был заметно легче.

Отсветы костра он увидел, уже приблизившись. Слабый огонек не желал разгораться. Данил успел соорудить подобие шалаша, как и вчера. Увидев в руках Сыромята консервные банки, разводя руки в сторону, он громкой скороговоркой заговорил:

– Живем, живем, Сыромят! Сейчас костер расшевелим и чайку вскипятим! – потирая ладони, точнее, толстые рукавицы, довольный Данил, встав перед костром на колени, стал раздувать еле тлеющие огоньки. – Я тут совсем рядом нашел сухое толстое дерево и свалил. Будем это дерево ночью жечь. Всю ночь туда-сюда бегать не придется.

Сыромят, оставив возле костра банки, пошел к лошадям. Расседлывая их, стал им вслух выговаривать:

– Холорук, держись. На тебя только наша надежда. Сам видишь, Тереху не можем найти и кушать вам нечего. А мы сами такие голодные, что готовы и вас забить. Но этого не сделаем. Без вашей помощи никому отсюда не выбраться. Ну а ты что-то совсем ослаб. Крепись, друг. Ты должен вывезти своего хозяина.

– Сыромят, ты с лошадьми разговариваешь?

– Молчи, Данил. Только на них наша надежда. Замучили мы их, пусть хоть человеческое слово услышат. Понимают они все. Держи попону.