Александр Седалищев - Отцова ноша

Хотя брусничка была и сейчас хороша, но той приятности для вкуса, как вчера, уже не было. Испив горячего, немного подбодрились. Пусть костер и не жаловал особым теплом, но отрываться от этого, скорее воображаемого, уюта и тепла не хотелось. Немного посидев и обсудив направление движения, поднялись.

Вдвоем кое-как водрузили Тереху на лошадь и тронулись в путь. Перед выездом Сыромят разорвал свой шарф по длине и обвязал половиной шею Терехе – пальцы Терехи не желали слушаться. Отрезав веревку с развязки для приторачивания груза к седлу, Сыромят подвязал Терехе наушники шапки на темени бантиком. Вспомнив при этом, как в первый день усаживали Колю на коня, Сыромят в душе даже не улыбнулся.

Пока собирались – вроде как подпоясались только – уже вовсю рассвело. Путь теперь пролегал исключительно по целине. Немного пройдя, Данил крикнул:

– Сыромят, давай завернем до коня Терехи! Может, ожил. Хотя вряд ли. Если помер, то хотя бы мяса возьмем, поедим. И карабин Терехин еще там.

– На таком морозе павшая лошадь уже не поднимется. А мясо павшей лошади совсем для еды не годится.

– Ну давай, Сыромят. Совсем небольшой крюк ведь, наверное. Почти по пути.

– Ладно, хорошо.

Лошадей привязали в стороне, чтобы не испугать их. Тереху тоже спустили с седла и усадили на поваленное дерево, а сами с ножами и топором подошли к окоченевшей уже туше коня.

Конь остался лежать в той же позе, в которой его оставил Тереха. Сыромят с Данилом, приложив немного усилий, выдернули из-под туши седло, попону и карабин.

– Откуда срезать? – Данил оглядел друзей. – Ляжка уже мерз лая, живот снизу еще теплый должен быть. Можно там ребра срезать.

– Давай ребра. Только вряд ли что будет съедобно.

– Ничо-о! Для перекуса сойдет. Перевернем тушу? Перевернутая туша коня, как и предположил Данил, под брюхом оказалась не мерзлой. Пока Сыромят развел огонь, Данил уже ошкурил часть лошадиных ребер и топором вырубил их.

Друзей ждало разочарование. После того как поделенное на части мясо поднесли к огню и только начало оно испускать аппетитный запах, как тонкий слой мяса на кости на глазах зашкворчал, запузырился и стаял. На ребрах остались пересохшие, совсем небольшие кусочки, которые даже на перекус не годились, а на вкус – наверное, подметки поношенных сапог и то вкуснее.

– Ну вот. А ты не верил, Данил. Отец мне рассказывал, что с мертвечины ничего не поимеешь. Скоро полдень, мужики, двигаться надо.

Не солоно хлебавши, только выпив в очередной раз горячей воды из банки, друзья водрузили засыпающего на ходу Тереху в седло и двинулись дальше. Из вещей взяли только карабин, который приторочили к седлу Данила. Данил, не смирившись с поражением, прихватил с собой кусок сырого мяса и, как ни противились душа и вкус, стал жевать на ходу, отрывая по небольшому кусочку. По ходу движения Сыромят внимательно наблюдал за Терехой.

Тот постоянно засыпал, поэтому его надо было время от времени теребить, будить и вообще следить, чтобы он не упал с лошади, не уронил рукавицы или вовремя пригнулся под встречную ветку. Подруливать конем тоже приходилось Сыромяту. Держась за левое стремя, он подталкивал или немного тянул лошадь и та его понимала, поворачивая то влево, то вправо. Понимала она и то, что спешить нельзя. Время от времени, кося глазами в сторону идущего рядом хозяина, Холорук всхрапывал и то тянул вверх, то тормозил, спускаясь вниз.

Тяжелее приходилось Данилу. Он так и не уселся на своего коня. Слишком замученным было животное. Если бы Данил не тянул его безостановочно, то он бы остановился и слег. Так продолжалось до полудня.

Сыромят после преодоления очередного подъема, оглянувшись, не увидел ни Данила, ни его лошади. Переводя дыхание и теребя в очередной раз Тереху, он стал ждать. Прислонился к дереву, но усаживаться не стал, хотя соблазн расслабиться был велик. Постепенно дыхание успокоилось, вроде как даже воздух потеплел. И вдруг ему причудилось лето. Ласковый теплый ветер дунул ему в лицо и он, стоя на берегу, прыгнул в теплую воду родной Амги. Летел долго, а вода никак не хотела приближаться. Вдруг перед глазами Сыромята оказалась не теплая вода родной речки, а темная холодная пучина с плывущими льдинами. Он окунулся туда с головой. Очнулся Сыромят, уже упав вниз по склону преодоленного было подъема. Побарахтавшись в снегу, он поднялся и почувствовал неожиданный прилив сил. Даже минутный, а возможно и меньше, сон придал силы.

Данила все не было. Тереха, сидя на лошади, спал. Поднявшись наверх, Сыромят растеребил друга. Тот ничего не понимающим взглядом огляделся вокруг и уставился на Сыромята.

– Тереха, проснись! Слезай с коня. Подбодрись немного. Данила нет, что-то случилось. Надо идти к нему.

– Сейчас, сейчас. Еще чуть-чуть.

– Все, Тереха, давай сползай, я помогу.

Вытащив ноги Терехи из стремян, Сыромят стащил его вниз и прислонил к дереву. Затем привязал коня и сразу зашагал вниз. Пройдя совсем немного, увидел, что конь Данила лежал на брюхе, уронив голову на снег, а Данил, усевшись перед ним на колени, дергал за узду и что-то ему говорил.

Подойдя к ним, Сыромят молча встал рядом. Данил продолжал упрашивать коня подняться, но было видно, что он понимал всю бесполезность попыток. По его щекам катились слезинки, которые замерзали на обросшем подбородке. На Сыромята вновь навалилась усталость. Еще одно огорчение, еще одно испытание. Тяжело! Отошли от места ночлега совсем даже немного. Неизвестно, где они сейчас находятся, усталость совсем уже неимоверная, кушать нечего, Тереха двигаться практически не может, осталась одна лошадь. Возникшее вчера вечером чувство радости улетучилось без следа.

– Надо идти, Данил. Вставай. Ничего не поделаешь, – голос Сыромята звучал совсем глухо. – Нам надо выбраться. Иначе никак нельзя.

Немного посидев, Данил с трудом поднялся и, обернувшись, посмотрел в глаза Сыромята. Смотрел долго, будто хотел что-то увидеть сквозь заиндевелые ресницы, но ничего, кроме усталости, не увидел. Молча обошел друга и зашагал. Сыромят отвязал мешок с банками от седла и, глянув в последний раз на еще живого коня, двинулся следом. Карабины Данила и Терехи остались притороченными к седлу.

С трудом разбудив усевшегося под деревом Тереху, как и утром погрузили его на коня и оба, держась за стремена с двух сторон, медленно зашагали дальше.

Холорук тащил всех без понуканий. Упираясь, шагал и шагал, даже когда Сыромят с Данилом, уцепившись за стремена, почти волочились, еле переставляя ноги. Но временами он сам останавливался, чтобы перевести дух, тогда и друзья вставали, переводя дыхание. Передохнув, Холорук сам начинал движение и, в конце концов, Сыромят предоставил ему возможность самому выбирать путь, лишь бы направление выдерживал. Тереху мотало из стороны в сторону в такт движению. Иногда он падал лицом на шею коня или опрокидывался навзничь. После того как он несколько раз ронял рукавицу, Сыромят обрезал последние ремешки с седельной развязки и накрепко подвязал Терехе рукавицы к запястьям.