Александр Седалищев - Отцова ноша

Вновь, как и прошлой ночью, прижавшись спинами друг к другу, сидя возле костра, дождались, пока закипела вода с брусничником. Как она была вкусна – эта брусничная настойка, с каким благоговением сделали друзья первые глотки. Немытые, бог весть сколько пролежавшие посреди тайги, совершенно случайно, а может и не случайно попавшие под копыта коня заблудившихся людей, эти консервные банки, когда-то где-то изготовленные и привезенные кем-то неизвестным сюда, стали источником неимоверного наслаждения для замерзших и голодных людей.

– Я буду пить всю ночь, тогда, может, еще и наемся, – с улыбкой на губах проговорил Данил.

– Только не переусердствуй. Писать ведь тоже проблема – пока доберешься до прорехи, а потом и дальше. В общем, и тут проблема может организоваться, – дружески сыронизировал Сыромят.

– Помнишь, какое жаркое лето было? Туда хочу. Устал уже мерзнуть.

– А каково сейчас Терехе? Представляешь? Эх, найти бы его живым. Хотя надежды совсем не осталось. На выстрелы не ответил. Кругом тишина.

А Терентий в это время находился от своих друзей совсем даже недалеко. Возвращаясь по своим следам, он время от времени останавливался и пытался крикнуть и прислушаться. Но кругом была тишина. Ночь вступила в свои законные права, небо было усыпано крупными звездами, луна бледным серпом висела между крон деревьев. Следы виднелись совсем слабо, поэтому Тереха скорее ощущал их ногами, чем видел. От безысходности ему иногда хотелось завыть или закричать, что он и попытался сделать. Но крики были совсем слабы и глохли в нескольких десятках шагов.

Привалившись в очередной раз к дереву, Тереха остановился и стал слушать. Благо, оторванные тесемки шапки не мешали выпростать уши, правда, и не могли защитить от мороза. Отмороженных щек Тереха уже не чувствовал. Только притрагиваясь руками к щекам, ощущал твердость обмороженной кожи. Шуршание выдыхаемого воздуха на морозе мешало так, что он иногда задерживал дыхание. Вот дерево треснуло на морозе. Или это не дерево? Вот опять. Опять. Да это же стук топора!!! И совсем рядом, на этой горке!

– Сыромят! Друзья, я ту-у-ут!

Отчаянные крики, смешанные с всхлипами радостного возбуждения, не вырывались из груди Терентия, а выдыхались. Он думал, что кричит и бежит к друзьям. А он полз. На четвереньках. По склону. Стук топора становился все слышней и слышней. Потом пропал. Но это не остановило его. Не разбирая пути и не меняя направления, он вскарабкался наверх и увидел отблески костра. Пытаясь кричать, но вместо этого хрипя, будто рыча, он выполз на отсвет огня.

– Сыромят, ты слышишь? Рычит кто-то, сучки трещат. Уже совсем близко. Медведь!

Оба друга судорожно, даже не всматриваясь в источник звуков и опасности, потянулись к карабинам. Сыромят первым выхватил свой карабин и, на ходу сдернув предохранитель, приставив приклад к плечу, направил ствол своего СКС на то, что выползло на освещенное место. Еще бы доля секунды, и выстрел бы прозвучал непременно. Но тут он сквозь прорезь прицела увидел человека на четвереньках.

– Сто-о-ой! Стой, Данил! Это Тереха!

Откуда только взялись силы у уставших и голодных людей, откуда взялась такая прыть? Через пару секунд все втроем сидели в обнимку и все втроем, не слушая друг друга, что-то говорили и говорили. Тереха, пуская слезы и слюни, старался поцеловать каждого из друзей, что-то говорил, пытался объяснить, но его не слышали. Радостное возбуждение перехлестнуло все другое. Плачь, плачь, Тереха, такая удача в жизни бывает не у каждого. Только сильным и умелым дано познать это. Наша великая и могучая тайга не выдает то, что уже стало ее собственностью. Но изредка может и сжалиться.

Немного успокоившись, сидя возле костра и угощая Тереху брусничником, Сыромят успокоенно вымолвил:

– Ну вот, теперь все будет хорошо. И Тереха нашелся, и горячий чай пьем, дальше будет только удача.

Знал бы Сыромят, что еще им предстоит пережить, может, воздержался бы от этих слов. Но вечер был радостный – друг нашелся, живой и здоровый!

Эту ночь, как и предыдущие, друзья провели на ногах. Только разогреются немного горячим кипятком и хождением, подобно теням, по кругу около костра, только, прижавшись друг к другу, усядутся на попоны, как мороз запускал свои холодные щупальца под одежду. От этого начиналась дрожь по всему телу и неимоверно хотелось в теплую избушку, под теплое одеяло.

Вначале Тереха никак не мог отогреться. Он никак не мог почувствовать тепло огня и всем телом приник к костру, а руки запустил почти в пламя. Когда хлебнул горячей настойки, его стало трясти. Засевший за эти дни внутри него мороз с трудом покидал его измученное тело. Данил, не переставая, кипятил воду в банках и подавал ее Терехе, а он, в свою очередь, никак не мог напиться этим горячим эликсиром. По-другому назвать этот оттаянный в жестяной банке с острыми, режущими губы краями, снег в тот момент было никак нельзя. Постепенно он стал приходить в себя, затем его потянуло ко сну. Друзья, дав ему немного поспать, будили его и опять подавали брусничку. Нельзя спать в такой мороз – не проснешься.

Так и прошла еще одна бессонная ночь.

Новый день начался с тихого возгласа Сыромята:

– Светает, мужики. Надо ехать.

На востоке небосклон немного посветлел.

Новое утро началось со вчерашних проблем. Расшевелиться было трудно. Застывшее на морозе усталое тело не хотело двигаться, а Тереха вообще не смог самостоятельно подняться, хотя всю ночь поднимался и, пытаясь согреться, постоянно двигался. Подхватив его под руки с двух сторон, Сыромят с Данилом стали ходить вокруг костра. Постепенно тело задвигалось, дыхание стало глубже, хотя и обжигало морозным воздухом гортань. Вскоре он уже самостоятельно начал переставлять ноги и шевелиться.

Запрягая коней, Сыромят обратил внимание на состояние коня Данила. Он был совсем плох. Дрожь волнами проходила по его телу, и он никак не реагировал на человека, пока его седлали.

– Данил, сможешь пока пешком пройти? Что-то твой конь совсем ослабел. Может, постепенно оклемается.

– Да, вижу. Придется так и сделать. Ну, а вы вдвоем с Терехой?

– Нет, я пешком. Надо коня поберечь. Тереха, сможешь конем управлять? Я буду говорить тебе, куда рулить. А сам буду держаться за стремя.

– Попробую, – еле выговорил Тереха.

– Тереха, подбодрись немного, ты же вчера вечером на своих ногах притопал, а тут расклеиваешься почему-то, – голос Сыромята был уговаривающим, просящим, а взгляд – жалостливым.

– Хорошо, Сыромят. Просто ко сну клонит и клонит. Мороза уже не чувствую. Холодно и холодно. Все одинаково стало.

– Мужики, давайте хлебнем брусничку. Напитки уже готовы. Поможет.

– Данил, молодец, все успеваешь.