Н. Фишер - Регрессия. Гори!

Мои размышления о туманной жизни до переходной точки, разделившей ее надвое, прервались, стоило мне услышать в коридоре мужской голос, нежный и мурлыкающий, он говорил уверенно и непоколебимо.

– Мне можно, – твердо ответил он на причитания медсестры о том, что в реанимацию к «тяжелым» не пускают. – И родителей вы пустите.

Женский голос смолк всего на мгновение и тут же радостно объявил просителю, что тот может войти.

На пороге палаты появился высокий молодой человек в черном плаще с худым вытянутым лицом и ярко-зелеными глазами, испещренными шоколадными, словно искрящимися, прожилками. Не заметить, что он красив, даже слишком красив, было невозможно. Из-за его плеча выглядывала пухлая медсестра вдвое ниже ростом. Она удивленно посмотрела на меня, хлопая длинными коровьими ресницами, потом на моего посетителя и прошептала: «Действительно очнулась. Чудо, как вы вовремя пришли! Я позову врача!».

Все то время, что припадающий на одну ногу пожилой врач большими теплыми ладонями ощупывал мою голову, светил фонариком в глаза и извлекал из моего горла отвратительно длинную трубку, загадочный посетитель не сводил с меня глаз. И от этого взгляда делалось одновременно и страшно, и спокойно. Наконец с неприятными процедурами было покончено, я смогла нормально вздохнуть и прокашляться. Врач одобрительно кивнул загадочному молодому человеку и покинул палату, увлекая за собой любопытную медсестру.

Зеленоглазый посетитель присел на край кровати и взял мою безжизненную руку в свою, на пальцах которой поблескивали разномастные перстни. Я чувствовала покалывающее тепло, разливающееся по телу от этого прикосновения, но в ответ не могла даже пошевелиться.

– Ты как? – замурлыкал он.

– Жить буду, – чуть слышно прохрипела я.

Он улыбнулся, но тут же нахмурился, очень внимательно взглянул мне в глаза и серьезно спросил:

– Что ты помнишь?

Я сделала над собой усилие, стремясь воскресить в памяти хоть что-то. Имена, лица, друзей, родных. Ничего. Сплошная пустота, как будто меня никогда не существовало. Я отрицательно покачала головой.

– Ничего. – Его лицо смягчилось. – Я тебе помогу. А теперь отдыхай.

Он коснулся рукой моей щеки и зашептал что-то непонятное. В следующее мгновение я забылась тяжелым темным сном без сновидений.

Когда я открыла глаза в следующий раз, по комнате напряженно расхаживала женщина лет сорока пяти. Моложавая, стройная, но очень взволнованная. Мой прежний визитер стоял у окна, сложив руки в замок и что-то тихо ей рассказывал. Заметив, что я проснулась, женщина кинулась ко мне, готовая стиснуть меня в объятиях, но молодой человек ее опередил.

– Анна, – позвал он. – К тебе пришла мама.

– Я – Анна? – прохрипела я. – Ничего не помню.

Мама кинулась парню на грудь, не доставая ему даже до подбородка, и разрыдалась. Он ласково, но с заметным пренебрежением погладил ее по спине и успокаивающе произнес:

– Не волнуйтесь, она все вспомнит. Врач говорил, что после такого падения могут быть провалы в памяти. Я помогу ей.

Женщина вынырнула из объятий тонкой черной фигуры и наклонилась надо мной, капая слезами на одеяло:

– Анют, папа не смог прийти, он в командировке. Я примчалась, как только Иоганн позвонил. Он всю неделю провел в больнице. Ну скажи мне, скажи, зачем ты прыгнула с этой крыши? Из-за чего? Антон что-то сказал или сделал? Это же все в прошлом, дорогая!

– Иоганн, Антон… – Мужские имена крутились в голове. Примешивалось к ним и еще одно, словно покрытое сумраком. Но кто из них кто, и кем мне приходится, вспомнить я не могла. – Я прыгнула с крыши?

– Татьяна Петровна, – парень, который, видимо, и был Иоганном, аккуратно отстранил маму за плечи, – врач же попросил ничего ей не говорить, сначала он должен все проверить и назначить лечение.

– Да, да. – Мама повиновалась настойчивому молодому человеку и смолкла.

– Позовите, кстати, врача. Он просил сообщить, когда Анна очнется.

Мама безропотно повиновалась, а Иоганн, проводив ее холодным взглядом, приблизился и прикоснулся теплыми губами к моей щеке:

– Анна, все позади. Я помогу тебе вспомнить главное. Но сначала наберись сил.

– Кто ты для меня? – спросила я, не испытывая к этому человеку ровным счетом ничего, кроме тревоги, сомнений и странной тоски.

– Ты и этого не помнишь? – узкое лицо Иоганна приняло удрученный вид, показавшийся мне напускным.

Я только качнула головой, и боль сразу пронзила все тело. Что ж, я хотя бы его чувствую.

– Мы были вместе, мы любили друг друга, – затараторил он скороговоркой подготовленную фразу. – Не волнуйся, ты все вспомнишь, а если нет, то почувствуешь это вновь.

Но я не чувствовала любви. Разве можно забыть и ее?

– И долго мы встречаемся? – выдавила я.

– С начала осени. – Он внимательно окинул меня взглядом.

– А сейчас?

– Конец мая.

– Не так уж и долго.

– Но поверь, мы были очень близки. Ближе, чем с кем-либо.

В ответ я только хмыкнула. Мне хотелось задать ему и другие вопросы – что за странное имя, откуда я спрыгнула, был ли он там, кто такой Антон, есть ли у меня друзья, сколько мне лет, как я выгляжу… Но решила экономить силы и подождать – вдруг что-то само всплывет.

Врач, внимательно следивший за моим состоянием, напоминал доктора Айболита, которого я, кстати, помнила, в отличие от людей реальных. Пару дней он таскал меня по всевозможным МРТ, КТ и рентгенам, отправлял ко мне медсестер выкачивать очередную порцию крови, а вместо нее заливать что-то прозрачное, заставляющее вены гореть изнутри. И это ужасное чувство почему-то давало мне ощущение уверенности в том, что я существовала прежде. Словно этот всепоглощающий огонь уже был в моей жизни.

Тело постоянно болело, но руками и ногами уже получалось двигать вполне сносно. Медсестры все перешучивались и удивлялись, что, в отличие от других «летунов», я не похожа на лепешку и вообще обошлась без переломов. А я даже не могла поддержать разговор, потому что понятия не имела, о чем они. Все это время никто из медицинского персонала не называл меня по имени, и все поскорее стремились сбежать от меня, чтобы не разболтать подробности причины моего нахождения на больничной койке.

На третий день врач пришел с заключением, что физически я, к его огромному удивлению, здорова, а вот перенесенный стресс наложил отпечаток на здоровье ментальное.

– Вы помните, как вас зовут? – спросил он, накручивая длинные седые усы на синюю шариковую ручку.

– Анна, – уже более звонко отозвалась я – два дня ингаляций не прошли даром, и голос снова был со мной.

– Сами вспомнили? – Он с сомнением взглянул на меня поверх очков.

– Нет, – честно призналась я. – Иоганн сказал.