Александра Заскалето - Солнечные зайчики

События последующих нескольких дней стереть из памяти Виктор не смог, как ни пытался. Он прекрасно помнит тот звонок, когда он нагло врал сыну, звонил из кафе, где его ждала очередная… просто очередная, а даже не самая главная. И следующую встречу она назначила как раз на день, когда у Пашки был матч.

Его команда победила. Мама решила отвести сына по такому случаю в одно из лучших кафе в районе. И вот там, только войдя, Пашка увидел отца: он зажимался и целовался с какой-то женщиной, а не «бороздил трассы, перевозя жизненно необходимые продукты для жителей соседних областей, краев, а может быть, и стран», – Виктор и сам уже не помнил, чего он там нагородил. Мальчик понял: отец ему нагло и жестоко врал, он просто не хотел прийти и поболеть за него, и он вообще не нужен ему. Все, что он тогда сделал, это расплакался, крикнул отцу: «Ты мне все наврал!» – бросил в него победный мяч и убежал. Виктор переживал, к своей чести, о которой он и сам-то не догадывался, у него щемило сердце: послал куда подальше свою очередную, приехал к Маше с Пашей и битый час уговаривал сына впустить его в комнату. Тот не отвечал, только всхлипывания были слышны из его комнаты. Наконец, Маше, а это была самая терпеливая женщина в жизни Виктора, все это надоело, и она попросила его уйти и даже не звонить какое-то время. Он уехал.

Но под утро она позвонила сама.

– Приезжай скорее, мне страшно, – прошептала она плачущим голосом. – Он хочет меня убить.

– Кто? – не понял спросонья Виктор.

– Паша…

Он примчался, как только смог. Когда Маша открыла дверь, Виктор испугался: глаз заплыл, под носом запеклась кровь, губы разбиты.

– Кто… Господи, кто это сделал?

Она разревелась себе в ладони, стараясь как можно меньше шуметь. Он обнял ее и проводил на кухню. Там, немного успокоившись, она рассказала, постоянно вздрагивая и шмыгая носом, что Пашка ворвался в ее комнату часа полтора назад. Он был весь красный, даже глаза, орал, что это она во всем виновата. Когда она попросила его: «Пашенька, сынок, успокойся», – он разозлился и со словами «Я Комо» начал бить ее со всей дури руками и ногами. Маша сначала не поняла, что это всерьез и нужно сопротивляться, но когда он попал ей в глаз с силой, не свойственной для девятилетнего, мать стала неумело защищаться. Она все-таки пропустила несколько ударов, боясь, что нанесет ему вред, если будет отбиваться. Когда он снова врезал ей по носу, поняла, что нужно просто спрятаться. Каким-то чудом добралась до кухни, смогла запереться и позвонить Виктору. Пока ждала его, Пашка… или Комо угомонился. Сейчас он спал в своей комнате.

Виктор не понял ничего, вернее, ничему этому не поверил. Было ясно, что Маша не сама нанесла себе эти побои, но и представить, как девятилетний сын колотит родную мать, да еще и с такой силой, было трудно. Он успокоил Машу, обработал раны, напоил ее валерьянкой и уложил спать. Сам же остался до утра, чтобы поговорить с Пашей, в существование Комо он так и не поверил.

Утром он беседовал с Пашей – это был тот же самый мягкий, но конкретно сегодня очень расстроенный ребенок, каким он его знал. Только взгляд стал не по-детски серьезным, на Виктора как будто смотрел престарелый судья.

– Сынок, ты помнишь, что произошло? – начал аккуратно отец, когда оба пили чай на кухне. Маша еще спала в своей комнате.

– Конечно, помню. Ты не пришел ко мне на матч. Наврал, что не можешь прийти, а сам просто развлекался, – Пашка насупился, говорил тоном обиженного ребенка, каким он, по сути, и был, так что это успокаивало, появилась надежда, что вчерашний ужас Маше просто померещился.

– Прости, – тихо произнес Виктор, он действительно раскаивался в том, что произошло. – Прости, сынок, я не думал, что все так получится. Я… я так виноват…

Паша только обиженно вздыхал и ничего не говорил больше, продолжая есть бутерброды с шоколадной пастой. Виктор решил все-таки выяснить, что же вчера произошло.

– Паш, а ты помнишь, что случилось потом, вечером? – начал аккуратно отец.

– Я расстроился, плакал долго… а потом уснул, – резко ответил сын и еще больше насупился, спрятал голову в плечи и продолжил пить чай, но делал это с какой-то непонятной яростью.

– Сынок, а ты… эм… ты вчера маму никак не обидел случайно? – сделал еще одну попытку Виктор.

– Пап, ты чего?! – разозлился сын. – Это же моя мама! С чего мне ее обижать?! – лицо вдруг стало совсем злым, он отставил кружку с чаем и сжал кулаки. Тут только отец заметил, что на костяшках пальцев у сына свежие синяки и ссадины. Он подумал, что Маша могла быть права и вчера действительно произошло что-то страшное. Виктор только собрался успокоить Павла, как в комнату вошла Маша. На разбитом лице она пыталась изобразить улыбку, но было очень хорошо видно, что накануне ее били.

– Мама, – жалостливо начал Пашка. – Что случилось? Что с тобой?!

Он подскочил к Маше и начал ее обнимать, та тоже обняла его и поцеловала в макушку. Они простояли так какое-то время, а потом Маша усадила сына за стол, села рядом и спросила с опаской:

– Сыночек, ты помнишь, что вчера произошло?

– Я помню только, как мы пришли домой, я долго плакал в своей комнате, а потом заснул.

– И все?

– Ну да, проснулся я только утром… А что случилось-то, пока я спал? – Пашка смотрел на родителей полными испуга глазами. Он не притворялся, он правда не знал. Маша поглядела на Виктора, потом на сына, внутренне собралась и спросила все так же тихо и боязливо:

– Сынок, ты не знаешь, кто такой Комо?

– Нет, – спокойно ответил Паша. – Что это вообще за имя такое? Это он сделал с тобой?

– Паша… Сынок, это ты сделал, – Маше было очень сложно говорить, она как будто сама не верила в то, что произносила.

– Мама, ты что? Я же… Я ничего такого не делал! Зачем ты такое говоришь про меня?! – расстроился сын. Пашка чуть не заплакал, но все же удержался и лишь пролепетал по-детски: – Мамочка, я же тебя люблю. Я бы никогда такого не сделал.

Виктор не знал, чему верить и как реагировать, ведь перед ним сейчас был его родной сын, как всегда кроткий и ласковый, любящий мать, терпящий пока еще его – такого непутевого отца. Тот же Пашка, который слова грубого не скажет родным, а чтобы поднять руку на мать – и помыслить такого было нельзя. Отцу захотелось зажмуриться, тряхнуть хорошенько головой, открыть глаза и увидеть Машу целой и невредимой, и чтобы не было никаких сомнений в адекватности ее или сына. Но Машины синяки свидетельствовали о том, что не все вопросы еще решены.

– Сынок, я тебя люблю, – начал Виктор. – И чтобы ты ни натворил, я всегда буду на твоей стороне. Но… ты действительно ничего не помнишь о том, что вчера произошло, или просто не хочешь об этом говорить? Ты только скажи правду, – попросил он ласково.