Ольга Мельникова - Прячься от меня

На ней все ещё было вчерашнее вечернее платье. Мятое, разодранное по шву от подола до пояса, с какими–то белесыми пятнами спереди. Её что, тошнило? Она даже не стала расстёгивать молнию, просто порвала шов до конца и ткань упала к ее ногам. Нижнего белья не было, на бедре и плечах налились фиолетовые синяки, как экзотические орхидеи на белоснежной коже. Джен не верила своим глазам: что она вытворяла? Вспышки памяти услужливо показали, как она не вписалась в дверной проем, упала, споткнувшись о ковер, задела угол кровати.

Она скрутила тряпку, ещё вчера бывшую красивым платьем, в небрежный ком и затолкала его в нижний ящик шкафа. Накинула халат – надо спуститься вниз.

– Доброе утро, проснулась? – во взгляде Теда ей чудилось отвращение.

– Да… ужасно себя чувствую.

– Знаю, милая, – Тед отвернулся. – Оставайся сегодня дома. Возвращайся в постель и поспи. Детей я отведу. Постараюсь в офисе освободиться пораньше и посидеть с тобой. Вчера… мммм… вчера ты очень нас напугала.

– Прости, – автоматически ответила Джен.

Она вернулась в спальню, свернулась калачиком на боку, подтянув колени к груди. Бессмысленно тараща глаза в стену, слушала, как Тед будил и умывал детей, как они завтракали и собирались. Наконец, хлопнула дверь, и Джен поняла, что осталась дома одна. Она полежала ещё немного, вытянувшись на прохладной простыне. Пилюли уже подействовали, подарив прекрасное ощущение, когда ничего не болит. Если бы только еще точно знать, что произошло…

Они с Тедом тактично называли это между собой «срывами». Каждый раз после очередного такого срыва она просыпалась, ничего не помня, пыталась связать обрывки памяти, чудом уцелевшие в ее голове, в единое целое, но цепочка событий распадалась на звенья, пазл никогда не складывался. Она смутно помнила, как вокруг нее царил хаос. Что–то со звоном билось, с треском ломалось. Наутро в гостиной не оставалось никаких следов, а на ее вопросы Тед твердо отвечал: «Это неважно, это было вчера. Сегодня уже другой день, мы другие и мы справимся с этим». Она верила ему. Но так же она знала, что ее отец с «этим» не справился.

Сегодня, похоже, все закончится, ведь Тед сказал, что надо серьезно поговорить. Она догадывается, о чем. Джен резко откинула одеяло и встала. Беспокойство гнало ее куда-то идти, что-то делать, чтобы избавиться от гнетущих мыслей. Она помнила, что Тед просил ее не выходить, но не могла заставить себя сидеть дома.

В порыве лихорадочной энергичности натянула спортивный костюм и отправилась на пробежку. Но тренировка не складывалась. Джен бежала неровно, спотыкаясь, будто на ватных ногах. Петляла на незнакомых тропинках, перебирая в голове вчерашний вечер, пытаясь понять, как ей поступить. И вдруг ловила себя на том, что стоит и разглядывает домик отшельника, абсолютно ветхий и никуда не годный по меркам жителей города, а для нее странно притягательный. Она поворачивалась и убегала в лес, но снова оказывалась перед домом, будто надеялась, что выйдет хозяин, поговорит с ней и все объяснит. Спохватывалась и снова скрывалась в глубине леса, но тропинки неизбежно выводили ее все к тому же домику.

«Что за наваждение!» – взмолилась она. Вернулась домой измученная, приняла душ, переоделась. Обошла дом, дотрагиваясь до предметов. Мраморный подзеркальник в ванной, бархатистый ворс пледа в спальне, теплое дерево старинного письменного стола в кабинете Теда. Она любила свой красивый дом, но сегодня он не помогал ей заглушить тревогу и тоску. Ей захотелось побродить среди людей на улице, услышать живые голоса. Может, поговорить с кем-то? Поделиться страхами, посоветоваться. Она криво усмехнулась, представив, как спрашивает у школьных мамочек: кстати, а вы не знаете, что делать, если вчера разгромила гостиную? Как быть, если терпение мужа кончилось? Чем скрепить брак, который вот-вот рухнет? Как будто на такой случай есть рецепты.

Оставаться дома стало совершенно невыносимо. «Движение – основа эмоционального баланса», – любимая фраза ее доктора. Она решила ходить по городу, пока не свалится от усталости. Люди, как обычно, обратят на нее не больше внимания, чем на голубя в парке, но ей точно станет лучше.

Она сгребла сумку со столика в холле и вышла на улицу.

Миссис Эткхан приводила в порядок клумбу. Она стояла на коленях возле своих гортензий и тщательно рыхлила землю. «Не приложив усилий – ничего не добьешься!» – таков был ее девиз. И она прикладывала старание ко всему, от цветов до собственного сына. Цветы вырастали роскошные, как ни у кого другого в городе. Сын тоже вырос замечательным – сильным, волевым, целеустремленным. В городке ему стало тесно, поэтому много лет назад он уехал. Эмма не жаловалась, она очень им гордилась, у нее повсюду стояли его фотографии в тяжелых серебряных рамках. А от одиночества спасали соседские дети, Келли и Мейсон. Пожилая дама практически считала их своими внуками.

Эмма улыбнулась, вспоминая, как славно она вчера провела с ними вечер, получив столько же удовольствия от мультиков и сладких пончиков, сколько и они, если не больше. В этот момент она заметила Джен, которая медленно шагала по тротуару, оглядываясь по сторонам, словно впервые видела свой район.

– Доброе утро, Джен, вот так встреча! – Она поднялась, сняла садовые перчатки, бросила их на землю у цветов и подошла, внимательно оглядывая девушку.

Несмотря на то, что жили они рядом, и дети обязательно проводили у миссис Эткхан один-два вечера в неделю, Эмма и Джен общались редко, между их встречами мог пройти месяц, а то и больше. Детей приводил и забирал Тед, он же помогал Эмме: то подсказывал, как разобраться с налогами, то нанимал ей хорошего плотника, чтобы отремонтировать крышу, и сам проверял качество работы, то привозил покупки из супермаркета. Эмма спокойно принимала помощь: Тед был очень похож на ее сына, поэтому она не чувствовала ни малейшей неловкости в их теплых отношениях. А с Джен особой дружбы не сложилось. Приятная, милая, скромная, но не более того. К тому же, все знали, что с ней что–то не так.

Внешне Джен представляла собой тот тип девушек, которые особенно нравились мужчинам: мягкий простодушный взгляд серо-голубых глаз, тонкие черты лица, маленький носик, узкие запястья, длинные пальцы. Волнистые ореховые волосы окутывают плечи, стройную женственную фигуру подчеркивают облегающие джинсы и не скрывает просторная толстовка. Невысокая, хрупкая – в юности миссис Эткхан о таких девочках говорили, что не худо бы их подкормить, но по нынешней моде это была фигурка-идеал. «Только очень уж бледна, бедняжка, под глазами синие полукружья, нервничает, сумку теребит, а глаза отводит. Интересно, что у них происходит?» – с любопытством подумала миссис Эткхан. Но скорее зашила бы себе рот, чем спросила напрямую. В ее жизни было мало развлечений, и она любила всласть посплетничать – о звездах кино, о политиках и спортсменах. Но упаси боже вмешаться в семейные дела соседей, тогда можно будет забыть о спокойной жизни. Поэтому миссис Эткхан замечала только то, что не нарушало ее душевного равновесия.