Кир Неизвестный - Армагеддон. Часть 2

– Русскими.

– Вот так новость! – В эфире выдохнули. Но им-то зачем?

– Они строят свой корабль. И даже систему придумали для него свою. Весьма простую систему и от того гениальную. Назвали её «ЛЮСТРА».

– Но что это значит?

Гена вырубил радио – они приехали.

Деревянный дом Насти Густой был особенным – с окнами-бойницами, часто посаженными в стенах, словно строители рассчитывали на урожай. С высоченными, не меньше пяти метро, стенами, покатой кровлей, снизу в выступающей части подбитой половинными бревнами. А еще этот дом окружал таёжный лес с трех сторон, напоминавший частокол из торчавших елей, сосен и кедров. Только тут, возле дома Густой, даже в такую жару, стояла приятная прохлада и, что не менее удивительно – совсем не было гнуса.

Они подошли к дому, начинавшемуся с внушительной крытой верандой, поднялись по скрипнувшим ступеням, подошли к двери, постучали. Им никто не ответил, не открыл дверь. Но они точно знали, что Настя должна быть дома, в это время она всегда была дома. Постучали еще раз – тот же результат, словно дом вымер. Толкнули дверь, она, тяжелая дубовой массивностью, легко скользнула внутрь, впуская гостей. Вошли.

Внутри пахло хлорной чистотой и спиртовой дезинфекцией. Конечно, не весь спирт шел на обеззараживание – Густая могла себе позволить иногда выпить но никогда не увлекалась, придерживаясь правила достаточности. Все жители поселка знали этот дом, потому что каждый тут был по какой-то своей причине. Вот и Сэм, Иван и Гена знали, что располагалось в помещении несколько приемных комнат: зубной кабинет, ЛОР, кабинет терапевта, травмпункт, хирургическое отделение, педиатрия. Конечно, все функции выполняла Настя. Крикнули хозяйки. В доме стояла тишина. А потом услышали.

Гене показалось, что это было чавканье и вроде, как бормотание, хотя звуки были на пределе слышимости, поэтому он был не уверен. Но, на всякий случай, подал остальным предупреждающий знак и показал направление, откуда, по его мнению, раздавались звуки. Продвинулись еще, звуки стали более отчетливыми и теперь он точно был уверен, что не ошибся на счет значения звуков. Точно, что-то жевали и где-то совсем рядом бормотали. Но вот, то, что это мог быть человек, Столяров не мог поручиться.

Подошли ближе. По его оценкам, звуки шли из кабинета травмпункта. В это время, они проходили кухню, где на столешнице, на магнитном подвесе, хранились разнокалиберные ножи. Столяров взял два покрупнее, для работы с мясом. Иван позаимствовал у Густой два длинных ножа, вероятно, используемых для рыбы. Сэм не взял ничего. И когда на него вопросительно посмотрели, с виноватой улыбкой пожал плечами. На него махнули, подумав, – Что с него взять? – и осторожно переступая, чтобы случайно не наступить на скрипучую половицу, подошли к нужной двери. Гена с ноги распахнул её, одновременно выставляя клинки вперед, и….

Это был Лешка заика, парнишка двадцати лет, рано оставшийся сиротой. Гена его сразу вспомнил. Да, как и не вспомнить, когда видел его каждый день и терпеливо слушал анекдоты, которые тот пытался безуспешно смешно рассказать. В тот момент Лешку больше хотелось пожалеть, поучаствовать в его судьбе, помочь ему чем-то. Лешка всегда был таким – мелким, неустроенным, болезненным. А потому, чаще его видели у Густой. А та его не гнала – то чаем с бутербродами напоит, то накормит, чем есть. Всегда старалась принять участие в его жизни – детей у Насти своих не было, вот и проявляла материнский инстинкт.

– А она тттттаакая ииии говввоориит, – А эээтто быыыл фаааантомааас.

Вспомнил последний Лешкин анекдот Столяров и проглотил слюну. Вот он – Леша. Но теперь он не пытается рассказать анекдот. И вряд ли что-то теперь расскажет. Того Лешки больше нет. Вместо него какое-то нелепое, перекошенное, словно не полноценно чудище с синими щупальцами из разинутой пасти. Мерзость. Потрошит медика. А у той уже ничего внутри нет – Лешка все вынул. И крови тоже нет. Каким-то невероятным образом! Просто ни одной капли!

Чудовище вздернулось уродливой башкой и зашипело, выпуская отвратительные отростки в их сторону, но не пыталось убежать, спрятаться. Напротив, осталось сидеть возле мертвой Насти.

– Ах же ты сученок! Ах же ты тварь! Мразь! – Очнулся, до этого времени, пребывавший в благостном состоянии, Иван. – Да я тебя, паскуда ты синяя, на ремни порежу! – И Иван, более себя не контролирующий, бросился вперед. За ним, немного отстав, кинулся Столяров. Один Сэм остался стоять там, где был, его, почему то охватило чувство, что было все не так, как им виделось. А над трупом уже совершалось новое убийство – люди жаждали мести за своего, жаждали отвоевать хоть одну душу. А Лешка.

Чудовище не пыталось спастись, а только закрывалось конечностями, которые, скорее всего, когда-то были руками. Закрывало себя, мертвую Настю и как-то ужасно жалобно, почти по-человечески верещало.

Скоро все закончилось. Облитые синим, Иван и Гена оттащили монстра в сторону, бросили где-то в углу. В доме стало сразу тихо, слышно только было, как яростно дышал Иван, а от Столярова не исходило ни звука, словно он и не был жив. Сэм еще раз подивился его хладнокровию. Подошли к трупу фельдшера. Иван опустился на колено, посвятил фонарем на страшную рану, зиявшей в груди и животе Густой, провел пальцем по её краю.

– Как странно, кровь свернулась. Это с ней сделали не сегодня. – Он еще раз присмотрелся. – Дня два – три. Она когда к Надеждиным приезжала, ставить диагноз Сергею? – Спросил он их.

– Да вроде в четверг. Уже четвертый день. – Ответил Гена.

– Слушай. – Было видно, что Ивана осенила мысль. – Посмотри на этого. – Кивнул он в угол, имея в виду Лешку. – Есть на нем кровь.

Гена прошел в угол, посветил фонарем на труп, подцепил носком сапога, боясь прикоснутся к Лешке, осмотрел.

– Нет. Крови нет.

Сэм видел эту картину, словно со стороны, словно бы не с ним все происходило. Видел, как Иван и Гена убивали Лешку, видел, как тот пытался защититься и защитить Настю. Видел, как потом его труп тащили в угол и мешком бросили там. Видел, как осматривали Настю и понимал всю чудовищность этих событий.

– О, боже! – Сэм схватился за голову. Он съехал спиной по стене, зарылся в локтях и коленях. – О, боже! Что мы наделали! Что мы наделали! – Его сотрясали рыдания. – За что ты с нами так? За что? – Уже не понятно к кому обращаясь, сквозь рыдания, выкрикивал он. – За что?

Гена и Иван подошли к нему, присели рядом, но не смели что-либо сказать. Не знали что сказать, и не могли. И сделать ничего не могли.

В небе над поселком загудела тревожная сирена.

***

Бомбили районный центр. Как раз там жила Машина тетка, и вначале Иван планировал своих домочадцев отправить к ней в город, но потом изменил решение – всех переправили в областной центр, известный Сибирский город. Но и там они долго не задержались – поехали дальше, туда, где, по мнению Ивана, было спокойнее.