Глеб Соколов - Ставок больше нет

Гаспарян поморщился.

– К чему рассказываешь?.. Это ужасно, но… Какая связь?..

– Главное обстоятельство заключалось в неожиданности происходившего. В течение предшествовавших месяцев двадцать девятого года экономика США развивалась устойчиво. Покупательная способность внутреннего рынка непрерывно росла. Ровно за пять дней до кризиса известный экономист из Йельского Университета Ирвинг Фишер сказал: «Нация неизменно взбирается выше и выше по дороге процветания!» Говорит только об одном!.. Предсказать кризис невозможно… Чем сильнее его ждут, тем меньше шансов, что возникнет. Наоборот: чем больше уверенность, что ничего не произойдет…

– В двадцать девятом году у кризиса были причины. Экономисты вскрыли их…

– Нет!.. До сих пор причины – предмет научных споров!.. Сколько ученых – столько и причин!

– Ты преувеличиваешь!

– Нет!.. Плюс существует несколько теорий, объясняющих кризис заговором финансовых, политических группировок. Видишь, какой разброд мнений?! Ясно одно – проблема сложней, чем может показаться непосвященному.

– Мне плевать… – равнодушно проговорил Артурчик. – Не верю, что в России в случится экономический кризис.

– Он произойдет завтра во второй половине дня! – спокойно произнес Мацыгин и положил вилку на край тарелки. – О-па! Этот-то здесь зачем?..

Данилюк знал, что у него есть лишь одна возможность привлечь к себе внимание. Дверь бокса заперта снаружи, переговорное устройство – отключено.

Голова болела. Сколько времени лежал без сознания после того, как Вихров ударил его виском о мощный металлический косяк двери?.. От десяти до пятнадцати минут. Не более. Вполне вероятно: еще долгое время к шестому боксу, – он расположен по длинному коридору дальше остальных, – не подойдет ни одного человека. И все это время Данилюк будет «хватать» радиацию!

Да, выход у него только один. Хотя предстоявшая процедура ужасна. Но коль уж решено – следует торопиться.

Врач очень медленно, стараясь от резкого подъема на ноги не потерять сознание, – голова отчаянно болела и кружилась, – встал сперва на колени, а потом, хватаясь правой рукой за стекло, – выпрямился в полный рост.

Данилюк был раздет, – оглушив его, пациент стащил с бесчувственного тела салатовые штаны, халат и рубашку. Забрал он так же шапочку врача.

Одежда Семена в беспорядке брошена у кровати. Из карманчика рубашки высунулась пачка «винстона». Рядом с ней за кромкой материи торчало колесико зажигалки. К этим вещам никто не притрагивался с момента, когда Вихров упал у станции метро. Волосы, кожа и все, надетое на пьяных, было загрязнено радиоактивными частицами. Должны быть и внутри пачки, на мелких рубчиках кремниевого колесика…

Данилюк с трудом подавил ужас и отвращение, медленно наклонился. Вытащил «винстон», открыл: там было только две сигареты. Одна измятая, слегка согнутая пополам. Он взял другую, уронил открытую пачку на пол. Негромкий стук… Медик уже держал в руке зажигалку.

Чиркнул кремнем, – столбик пламени возник сразу. Он был ровным, словно застывшим – сквозняка в палате не было, газу в зажигалке достаточно.

Врач поднес огонь к сигарете. Сгорела бумага, он затянул дым в рот, тут же выпустил. Старался прислонять фильтр к губам лишь едва. Кончик белой палочки засветился ровным багряным колечком.

Теперь – самое главное. Держа сигарету большим и указательным левой руки, он забрался с ногами на кровать. Потолок в палате – низкий, но все равно: даже привстав на цыпочки, не хватало сорока – пятидесяти сантиметров, чтобы дотянуться до пожарного датчика. Он был ровно под ним.

С силой затянул в рот большую порцию дыма. Психика его была на грани: ужаснулся – казалось, вместе с табачным облаком втягивает в себя рентгены. Они здесь и без того повсюду. С силой выдохнул дым вверх, прямо на датчик… Струя рассеялась, не долетев до него. Данилюк несколько раз повторил процедуру. Под потолком появилось маленькое облачко дыма. Встав на цыпочки на вытянутой руке задержал горящую сигарету под датчиком.

Если эта чертова система окажется не слишком чувствительной, просидит здесь до тех пор, пока освобождение его из бокса не потеряет всякий смысл…

– Напел слова из популярной в свое время песни «Подмосковные вечера» Гараничев.

Освещение в Зимнем саду московского Кремля, в котором они находились, было приглушено. Все так же журчал фонтан. Подсветка под ним работала с прежней силой.

– В мои годы эта песня была чрезвычайно популярна. Одно время неслась из каждого второго окна… – тон Гараничева был игривым.

Рудалев не разделял подобного настроения. На лице – тень озабоченности.

– Зачем он приехал? Что за непонятные обстоятельства?.. Машина с дипломатическими номерами… – задумчиво произнес он. – Принадлежит американскому посольству, несется на полной скорости через весь центр, чудом во время гонки не происходит ни одной аварии…

– Две аварии все-таки происходят… – точно бы радуясь этому проговорил Гараничев.

– Помятые крылья, декоративные решетки радиатора и оторванный бампер двадцатилетней «волги» – не в счет… Никто не погиб, не ранен… Ущерб возместят страховые компании. При такой езде могли случиться инциденты посерьезней!.. Сотрудник американского посольства…

– Резидент, отвечающий за разведоперации!..

– Вот именно!.. Рвется в Кремль, словно бы…

– Все объясняется просто. Пойди он официальным путем – никогда не добился бы встречи так быстро! А теперь… Пятнадцать минут бешеной гонки… Конечно, он безумно рисковал, но в итоге… Вот он! Его ведут!..

В дальнем конце Зимнего Сада появились темные силуэты нескольких мужчин. Даже с приличной дистанции было заметно – люди повыше сгруппировались вокруг одного – маленького и широкого. Энергично шагая, этот, казалось, норовил вырваться вперед, оставив позади навязанную «свиту».

– Джентльмены, мне сказали, вы – именно те люди, которым правительство поручило принять чрезвычайно важную и срочную информацию, имеющую отношение к безопасности вашего государства, которой я располагаю… – человек произносил слова с характерным американским акцентом, но речь отличалась исключительной беглостью.

Гараничев невольно про себя отметил: не всякий русский нынче владеет собственным языком столь же свободно.

– Вы прекрасно говорите по-русски… – делая комплимент, он пристально разглядывал иностранца.

Из-за широкой, крепкой фигуры и головы, заметно запрокинутой назад – такое бывает вследствие непропорционально развитых мышц спины, американца можно было принять за борца или тяжелоатлета. Шапка жестких, курчавых, очень коротких волос плотно облепляла голову. С висков языки черных завитков уходили вниз, спускаясь по щекам ниже обычного.