Луис Фернандо Вериссимо - Клуб ангелов

— Дона Нина знает об этом?

— Дона Нина выпала из эфира много лет назад. Она проводит целые дни в чистке и дезинфекции туалетов у Педро в доме. Теперь она ищет флейту.

— Какую флейту?

— Флейту, на которой Педро играл, когда был маленьким. Он не смог ее найти, и дона Нина переворачивает дом в поисках флейты, даже не зная, зачем она ему. Пользуется моментом, чтобы вычистить и продезинфицировать все на своем пути.

— А зачем ему флейта?

— А я знаю? Хочет с ней умереть. Сказал, что Пауло умер с кроссовками на шее. Не знаю, о чем он думает. Вы должны с этим покончить, Даниэл!

Голос Мары… Думаю, никогда я не слышал ее так близко. Голос женщины нашей мечты, восхитительной даже в гневе, даже повторяющей чужую фразу, фразу, которую мы чаще всего слышали в эти дни, о том, что необходимо покончить с этим безумием. Но это не было безумием. Теперь я знал точно, что это не безумие. Я не мог открыть это Маре, но я понимал Педро. В коридоре смерти все было окончательным, все превращалось в ритуал. Даже скрипачи из Парижа, играющие на похоронах, не казались плохой идеей. В коридоре смерти ты становишься выше нелепости, ты хочешь только смысла.

Шоколадный Кид и Лусидио назначили встречу у меня в квартире, чтобы договориться об ужине в августе. Чиаго пришел раньше, у него были новости. Жизела говорила с адвокатами и собиралась начать процесс конкретно против меня как хозяина смертельной кухни, поскольку у «Клуба поджарки» были придуманные Рамосом устав и герб, но не было юридического статуса. Расследование Кида разъяснило некоторые факты, о которых мы смутно знали или подозревали, но не хотели вникать.

— Самуэл воспитывался Рамосом с детства. Рамос платил за его учебу, и до определенного возраста Самуэл жил у него. Когда мы познакомились с Самуэлом в баре «Албери», он еще жил с Рамосом.

Самуэл Четыре Яйца, наш герой. Негодяй и мудрец. Ненасытный сатир и святой худышка. Он больше всех любил нас и оскорблял больше всех. Он убедил всю компанию, что мир будет нашим, и теперь наказывал нас за провал в его завоевании. Он воспитал нас через аппетит и ласково убивал нас через него. Мы никогда ничего не знали о нем, возможно, потому что нам нравилась его таинственность. Когда кто-нибудь спрашивал у него о родителях, Самуэл отвечал, что они умерли от испанского гриппа. И если кто-то вспоминал, что это невозможно, так как эпидемия испанского гриппа дошла до Бразилии в начале века, он говорил: «Значит, это был азиатский грипп, я не спрашивал у него документов».

— Они с Лусидио уже были знакомы?

— Не знаю, — пожал плечами Кид. — Я не уверен насчет твоей версии.

Моя версия состояла в том, что Самуэл убивал нас с помощью Лусидио. Самуэл методически совершал эвтаназию «Клуба поджарки», выпуская ангелов одного за другим, освобождая их от неудобного присутствия собственного тела и ничтожной биографии, окончательно разделяя Зулмиру и Зенайде.

— Не знаю, — повторил Шоколадный Кид.

— В любом случае твое расследование ни к чему не приведет. Мы все равно умрем.

Чиаго отреагировал:

— Ну-ну. Я не собираюсь умирать так рано. Я удивился реакции Кида. Думал, если он принимал участие в ритуале до сих пор, так это потому, что собирался идти до конца. Я сам уже начал продумывать сценарий своей смерти, после того как съем отравленную баранью ногу. Это было бы что-то, несомненно, включающее мою коллекцию пуговиц или мои вина «Сент-Эстеф». Может быть, фотография Мары. Да. Вероника Роберта не могла не присутствовать в аллегорической композиции, когда меня найдут мертвым. Возможно, рядом с запиской, трактатом, романом самоубийцы.

Лусидио пришел официальный и элегантный как всегда. Сказал, что думал приготовить что-то вроде фестиваля суфле для ужина Чиаго. Три суфле подряд и без закуски, ничего больше. Я подтвердил, что Педро обожает суфле. Лусидио промолчал. Обговорив детали ужина, Шоколадный Кид воспользовался моментом, чтобы вытащить из Лусидио информацию, задавая вопросы предельно осторожные, чтобы не дай бог его не напугать.

— Когда проходили собрания товарищества фугу в Кусимото?

— В конце года — ответил Лусидио.

— Хочешь сказать, в будущем году тебя может с нами не быть?.. — пошутил Чиаго.

Лусидио остался серьезен.

— В будущем году мне уже нечего будет здесь делать.

«Он уже нас всех убьет», — подумал я. А после того, как от нас избавятся, что станут делать он и Самуэл? Пойдут, взявшись за руки, навстречу восходящему солнцу, как братья по ордену чешуи рыбы-гермафродита? Или Самуэл просто нанял Лусидио для этой работы? Или работа включает в себя убийство самого Самуэла, который, по алфавитному порядку, должен идти следующим после Педро? Не исключено, что это была композиция, подготовленная Самуэлом для собственного самоубийства. До него — вся компания. Прежде чем убить себя — убить всех, у кого могут остаться воспоминания о нем. Убить себя самого и свою посмертную славу. Абсолютное самоубийство.

Подготовка Педро к будущему идеального бизнесмена подразумевала уроки по истории искусства и музыки. И прежде чем он стал встречаться с нами в баре «Албери», он был неплохим исполнителем средневековой музыки на флейте. Педро принес флейту на ужин Чиаго.

Не ту, на которой играл в детстве и которую дона Нина так и не смогла найти, а новую, точно такую же, купленную два дня назад. Он репетировал оба дня, пытаясь вспомнить, как это делается.

Да, он сыграет концерт на флейте перед ужином, перед суфле. Играть на флейте — единственное, что он хорошо делал в жизни. Он разорил предприятия, переданные ему отцом, разрушил свой брак с Мариньей, но гордился двумя вещами — своими суфле и своей флейтой.

Когда я открыл дверь, Педро произнес все это, ухватив меня за рубашку. Он был в тройке, на пиджаке — фальшивые награды. Значки, знаки футбольных команд, медали отца, даже крышки от бутылок, прикрепленные к лацкану. И от него несло перегаром как никогда.

— Ангельское касание, понимаешь? Ангельское касание. Вот что говорила моя учительница игры на флейте. У тебя — ангельское касание. И это при первом вздохе, который я сделал на флейте. Я помню это до сих пор.

Я попытался освободить рубашку.

— Входи, Педро.

Но он меня не отпускал.

— Мне пришлось обмануть всех дома. Они не хотели меня выпускать. Возможно даже, Мара придет. Чтобы спасти меня. Маринья. Она снова появилась, Грязюка. Моя Маринья вернулась.

— Давай войдем, Педро.

— Слушай, Грязюка. Я хочу, чтобы ты произнес речь на моих похоронах. Ладно? Это должен быть ты. Я уже обо всем договорился. Маринья знает, что делать. Я хочу, чтобы ты был там, Даниэл!

— Ладно, ладно. Давай войдем. Все уже здесь.

Теперь вся компания умещалась в моем кабинете. Самуэл, Чиаго, Педро и я. «Клуб поджарки» — как поджарка. Тех, за кого мы выпивали, было больше, чем тех, кто выпивал. К счастью, Педро забыл про флейту, и мы избежали концерта. Он немного успокоился. Но когда мы, приглашенные Лусидио, перешли к столу, Педро настоял на том, чтобы сказать официально несколько слов перед едой.