Артур Кинк - Середина земли

Вдали послышался плеск грязи, и мы увидели силуэт, стремительно несущийся на нас. Это была женщина неопределённого возраста, ехавшая по разбитой дороге на велосипеде. Мне удалось разглядеть желтые волосы, похожие на паклю, как у старых кукол. Обветренное лицо, темнее остальной кожи. Под её глазом расплылся синяк. Нос был приплюснутый и плоский. Велосипедистка была маленького роста, с худым торсом и непропорционально короткими, полными конечностями. Её спина была так неестественное выгнута, что казалось не может принадлежать человеку, по крайней мере живому. Она съехала вправо и сбросила скорость, чтобы не забрызгать нас грязью. Антон попытался остановить её. Но она, окинув нас злым нелюдимым взглядом, прибавила скорости и закрутила педали быстрее.

От её тяжелого взора мне стало не по себе. Она глянула так, будто мы не просто чужаки, а какие-то враги или нелюди.

– Нравится тебе деревня? – с издевкой спросил я, но в ответ Антон лишь молча вглядывался в гротескные фигуры пятиэтажек.

Меньше чем за пять минут, мы добрались до центра и остановились на перекрестке размытых дорог. Если бы не пялились по сторонам, дошли бы ещё быстрее. На свежей грязи не было никаких следов, кроме тех, что оставил велосипед жуткой девки. Не отпечатков ног, копыт, лап или шин.

– Пойдем-ка отсюда. – сказал я. Мне было реально не по себе, мой мозг просто кричал бежать не оглядываясь. Вполне здоровому, крепкому и вооруженному мужику. Обстановка была нагнетающей. По телу неприятно бегал холодок, несмотря на то что ещё час назад, мы изнывали от влажной жары. Тягучая тишина, плесневелый запах, оседавший на коже, затруднённое дыхание. Я развернулся в сторону путей, спиной к заброшенным панелькам и ощутил, что-то вроде взгляда или прицела на своём затылке. Но едва я сдвинулся с места, гробовую тишину этого места нарушил звон пустых вёдер и мужской голос:

– Антон! Это ты? Связь ни к черту!

Я повернулся и увидел мужчину. Он был нашим ровесником, хотя и выглядел крайне замученным. Не высокий. Чуть выше меня, но ниже Антона. Он выглядел обычным деревенским парнем. Загорелый, сухой, но с рабочими сильными руками. Нос картошкой, большие уши. Неухоженный. Небрежно остриженный с темной клочковатой щетиной. Уставший взгляд. На нём были резиновые сапоги, спортивные брюки и рабочий жилет со светящимися полосками, какие носят ГАИшники, путейцы или дорожники.

– Я думал ты один буш! Но в доме есть и други комнаты. Извини, что не отвечал. Связи тут у нас нема. Приходится каждый раз бегать за железку, чтобы поговорить. Кстати, Андрюха.

– Антон.

– Жека.

Мы пожали руки. Андрюха выглядел приветливо, тоже любил поболтать и на сколько я мог судить по недолгой беседе, был парнем не глупым. Антон пришёл в неописуемый восторг от местной особенности глотать окончания. Буш вместо будешь, Гриш вместо говоришь, и конечно, ни сравнимое ни с поволжским, ни с уральским говором. «Ты каво, моя-то.» Тревога не отступала, но я старался не показывать этого.

– Я не остаюсь. Просто решил поглазеть, пока проезжаю мимо. Красиво у вас тут.

– Давай на ты, мужики, – Андрей поставил ведро и хлопнул нас по плечам. – Я подумал, что это твой телохранитель! – с усмешкой сказал Андрей, кивнув в мою сторону. – Ты ж писатель. Тебя небось вся страна знат?

– К моему счастью, нет.

Андрей отвечал охотно, но я чувствовал какую-то подозрительность и недоверие в свою сторону. Антона же напротив, он оглядывал, то ли как тушу на рынке, то ли как проститутку в бане, то-ли будто примеряя гроб.

– Молодёжь книги-то поди не читат! Сейчас же про всё кино кажут! Надо было тебе, моя, не в писатели подаваться, а в сценаристы! А про что книги твои?

– Триллеры и мистика. Сейчас пишу о писателе, который отправился в глухую деревню, чтобы спокойно закончить роман, и с ним начинают приключаться всякие мистические и странные события.

– А! Рекурсия! – хлопнул в ладоши Андрюха. – Претенциозно, конечно. А тот писатель, в свою очередь пишет о том, как другой писатель приехал на отшиб, чтобы закончить свой роман?

– Нет. Тот писатель описывает историю темнокожего парня – шамана, который воевал в гражданской войне США тысяча восемьсот шестьдесят первого года, на стороне конфедерации.

– Ты же русский человек. Зачем пишешь про Америку, если тама не был? Пиши про наших. Красных и белых. Я считаю, что писать про то, чего не видел – глупо. Врач – пишет записки врача. Мент – записки мента. Вояка – военную сатиру. А у нас всё перемешалось. Русские пишут об Америке, маменькины сынки – о гангстерах и бандах, девочки, что живого хера в глаза не видели – эротические романы.

– Книга, не просто описывает события. Она описывает мнение автора о тех или иных событиях. Если следовать твоей логике, то у нас в мире не было бы фантастики, саг о далеком космосе и будущем. Не было бы фэнтези о вампирах, эльфах, гномах и чудовищах. – встал я на защиту Антона.

– Почему? Чудовища, в отличии от киборгов и всяких воинственных роботов, существуют. – на этой ноте Андрей замолчал. Я так и не смог понять говорил он на полном серьёзе или пошутил, но тему он сразу переменил.

Мы подошли к будущему жилищу Антона. Это была лачуга. Некогда белые стены. Зеленые ставни, затянутые паутиной. Окна лежали на земле, так, что, если захочешь открыть ставни – придётся поработать лопатой Порог вместе с лестницей ушёл в мягкий грунт. Пока мы шли, я видел дома ушедшие под почву почти до самой крыши. Этот был ещё ничего. Покосившийся некрашеный забор, калитка с ржавым шпингалетом. Деревенский сортир. Двор зарос бурьяном и сорняком, доходившим почти до берда. Внутри было просторно, влажно и пахло плесенью. Но полы были подметены. Дом был просторный. Выбеленная печка, маленький столик на котором стояли деревянные стулья, ножками кверху. Старенький советский диванчик, даже не драный. Железные койки, какие бывают в госпиталях и казармах, застеленные армейскими клетчатыми одеялами и каким-то цветным ситцевым бельем. Дом был подготовлен к новому жильцу.

– Это дом моей бабки. Она померла давно. Но не на диване, не ссы. В огород вышла, за курями убрать и удар её хватанул.

– Соболезную.

– Не. Благодарю! Дожила до восьмидесяти. В уме была. Варенья-соленья закатывала, сэм гнала. Сама в доме прибиралась, хлеб пекла, курей держала. Во время войны на заводе в Москве работала. Добрая была. Мать меня гоняла метлой по всей деревне, за двойки. А бабка защищала. Достойная смерть, достойного человека. Некоторые лежат. Страдают. Под себя, прости господи, серут и ссут. Нечистую силу своей болью кормят. А если человек зла в душе не таил и доброту свою делил со всеми, ему и помирать легко. Ну так, о чём я. Колодец на три дома ниже. Вёдра в подполе. Баньки нет. Посудка чистая в шкафу. Розетка рабочая только на кухне. В шкафу удлинитель лежит. Если что приходи, я живу в третьем доме. Это пятый. Печь если буш топить, меня позови. Если меня не будет. Иди в первый. Там Мишаня живёт. Он тебе подсобит. Самодеятельностью не занимайся, а то хату спалишь! Вопросы есть?