Мастер Солнца Покрова Пресвятой Богородицы - Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия

Поэт дослушал Юродивого и серьёзно кивнул ему, а потом задумался, откинул волосы со лба и посмотрел невидящим взглядом сквозь девчонок соседнего столика за окно. Он смотрел в окно, в дальнюю даль, он думал о вечной жизни, о смерти Старика. А четыре девчонки, увидев всепроникающий, пронзительный взгляд, посмотрели в его бездонные глаза-океаны, и его задумчивость всё перевернула в женских их душах, и, уплывая в мечтах, они еле слышно говорили:

– Ох, сладусик, что ж ты делаешь, упрямый, со мной? Прекрати!

– Не убивай меня, красавчик, взглядом своим, по мне уже мурашки побежали.

– Ах, за такие взгляды надо сажать! Мне жарко! Я вся покраснела.

– Стильный красавец, а взгляд – наслаждение, ах, держите меня семеро – я его сильно хочу!

– Но красавчик явно не здесь – он же смотрит на небо в окно.

Поэт молчал, задумчиво смотрел сквозь людей в окно на небо, на снег, на пургу и размышлял. А напротив Юродивый потряс огромной ладонью и кинул кубики:

– Ну что, брат? Начинаем игру? Две четвёрки! (И выпало две четверки.) А потом будет пять и четыре! (Юродивому хотелось поговорить.) Я это всё могу, это не чудо, пустяк для меня!.. Но жажду я ещё встретить Царицу Небесную на улице, в лесу ли, в полях и мечтаю, что Она поцелует меня и расскажет, что делать мне, грешному. Скажет Храм построить – построю, святой источник вырыть – вырою и откопаю источник. Я жду Её слов! Ибо Она любит меня, и всякая молитва Её свята и угодна Ему, Она моя защита и звезда путеводная.

Я в блокнот записал, что мудрый человек однажды сказал, послушай меня: «Я живу не в сказке, и это трагедия мне». Вот так же и я! А знаешь, что отвлекает от божественной сказки и от молитвы меня? (Поэт пожал плечами.) Люди! Намедни двое дрались, как бараны упрямые, один другого чуть не убил, пришлось мне разнимать. Друг друга дубасили! Ты же знаешь, что самый тяжкий грех – это убийство живой души, а следующий тяжкий грех – обидеть слабого, а потом… Человек делится тем, что имеет! Ты делишься молитвой и теплом, и добром, а кто-то кулаками, ножами и злом. Господи! Грязь это, грязь всё, грязь людская. Какая тут сказка? Как можно жить без души и в Бога не верить? В больнице нашей никто не скажет, что Бога нет. Даже Пушкин Александр Сергеевич, великий человек, перед смертью позвал священника, исповедовался, успел. Куда человеку в горе податься, когда жизни конец? В храм идут, на коленях приходят, святые ворота открываются, и сразу плачут, и падают грешные. А люди душу изливают Ему, рассказывают, как их жизнь покалечила и наказала… Вчера у меня, у больного, на снегу вытащили деньги из ящика. Деньги на Храм украли! Вот Иуды! Иуды, украли! Вот уроды! А ещё у Старика! Слышишь меня? У несчастного больного Старика мелочь украли! Плакать хочется – нет сказки божественной, нет на Земле рая.

Юродивый вскочил и закричал на весь зал: «Хватит терпеть! Хватит! Эй, Ангелы! Будите волхвов! Архангелы, трубите Второе Пришествие! Пора, Ангелы, явите Господа Бога Иисуса Христа! Ангелы, трубите сбор, поднимайте войска. Пора, Господи, приходи!»

Юродивый устало опустился на стул и посмотрел на Поэта:

– Не могу я так жить! Не могу-у. Хоть из храма не выходи. Везде грех, грязь и неверие, и все грешные, как белки, бегут в колесе. У-у-у, что же делать мне, куда идти? А? А я тогда пошёл в рощу, подальше от говна, от людей. Ушёл я! Ушёл куда глаза глядят, Господи! А там молился и хорошо-о, хорошо, словно дитя в раю. И вспомнил, как ты меня умирать в храм из больницы привёз. У меня киста в голове после аварии, я весь в гипсе, голова болит адски, жить не хочу, а Иерей наклонился ко мне и сказал: «Ты здесь, чтобы Бога славить». Я подумал, что он дурак, а ты встал посередине храма над моими носилками и, плача, долго молился, и в какой-то момент мне стало легче.

А когда меня женщины из храма понесли на носилках, то наступила тишина абсолютная, и отпустила адская боль. До этого я ничего не слышал, а тут слышу – что-то звенит. А это колокол ударил на колокольне. И понял я, что был прав Иерей, и я уверовал в Господа! Тогда ты сказал мне: «Не могу каждый день спасать тебя, сам Богу молись». А я в ответ тебе с трудом протянул: «А-а-а-а-а», а ты посмотрел и сказал: «Не можешь говорить, пой молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного». С тех пор я пою. И теперь Он, Боже, всегда со мной, пока я пою, я воскрес для него и живу во плоти только верою в Иисуса Христа, возлюбившего меня и предавшего Себя на крест за меня, искупив грехи мои тяжкие – бандита и убийцы. А теперь мой черед грехи искупать. Мой черёд! Понимаешь, Поэт? Каждый из нас был богом маленьким для себя! Но теперь всё иначе. Ты отвёз меня в рощу, и там я впервые заснул. Ничего не помню, что до аварии было, а ты вернул меня в мою московскую квартиру. Я не помню ничего. А сын ручонки протянул, обнял меня Серёжа, и тогда я вспомнил его, любимого, а всё остальное помню плохо. Я за это убить тебя должен, Поэт, как раньше других убивал, а теперь я люблю тебя, брат, и молитвы пою. И вспомнил я все грехи свои страшные. Вот записал тут, послушай меня, великие слова Митрополита: «Вся тьма вселенной не может погасить огонь маленькой свечки!» Вот и я теперь горю и грехи свои сжигаю и тьму…

У меня теперь осталось две огромных любви: царство Господа Бога и царство Природы, что создал Господь. Это самое красивое и лучшее, что есть на земле! Я вчера из Тарусы в деревню, в Шишкино, пешком ходил, милость по домам собирал и молился. Эх, хорошо было в Шишкино! Вдруг «бах» – очнулся! – гляжу, а я стою в лесу за деревней. Смотрю – дача Рихтера! Зимний лес, красота-а-а, а я один на сцене у дачи, и тишина. Поглядел вверх на деревья, на реку и думаю думы, и прошептал: «Господи, какая красота!» Ни людей, ни суеты вокруг, дивный мир – я один на один на земле с Господом, и Ангелы с Ним. Настоящая сказка! Бог создал снег и весну, Бог создал женщин нам и цветы, лес и поля – всё, что красиво вокруг, создал Господь. Перед смертью Он спросит меня: «Я это создал всё, а ты заценил?» Эхма, Господи мой, в зимнем лесу я молился, а потом красиво запел. А рядом берёзки чудесно и тихо мне подпевали, а снег белый-белый, тишина абсолютная, синичка прилетела ко мне на молитву, и тут я понял – я всё могу! Я, страшный, больной, заскорузлый Юродивый, ради Христа всё могу. И подумал я о своём одиночестве, о смерти и жизни своей. И понял я сокровенное – почему мы смерти боимся. А так Бог попустил: бояться смерти, чтобы радостно было нам жить на земле. «Без смерти не будет нам радости жизни». То монах в Оптиной пустыне мне сказал, а я записал. Нет-нет, без смерти кайфа не будет от жизни – это честный ответ тем, кто спрашивал меня, почему не бессмертен. Ха-ха! Без страха, без смерти счастье ничто! Ничто. Великая мысль, Поэт, сто раз повторю! У меня всё записано. И сегодня Старик ещё подтвердил! Я пять лет уже много читаю старинные умные книги, с чаем и с карамельками, и всегда хорошо. Евангелие наизусть знаю. Отвечаю! А вот ещё я придумал и записал, Поэт, послушай меня – кто думает о плохом, тот раб плохого. А? Кто думает о хорошем, тот раб хорошего и всего светлого на земле и на небе; и мы все рабы своих желаний и мыслей. Вот так бывает, брат, у меня: ко мне теперь мысли приходят с небес! Это когда я наедине остаюсь с Господом Богом и пою. Без смерти счастья не будет! Ничего нам не будет. Великая мысль! А?