Чак Паланик - Рождение звука

– Он снимает детское порно! Он губит детей!

Всем, кто мало-мальски интересуется темой, прекрасно известно, что торговцы детьми буквально повсюду: они стоят с нами в очереди в банке, сидят рядом в ресторане. Фостеру едва довелось коснуться поверхности сети, как эти хищники ринулись на него, норовя затащить в свой пагубный мир.

В проходе стояли несколько пассажиров, ожидая, когда можно будет сесть. Последней в очереди была девочка, которая до сих пор держала за руку того худого подонка. Услышав крики Фостера, девочка и похититель оглянулись. Весь салон посмотрел сначала на преследователя, а потом на мужчину с девочкой. Может, из-за того, что на Фостере был темно-синий деловой костюм, может, из-за внушающей доверие стрижки и очков а-ля «умник» салон стал на его сторону.

Тыча указующим телефоном, Фостер продолжал орать:

– Он педофил, организатор международной сети детской порнографии!

Косматый ошарашенно пробормотал:

– Жестко, чувак…

Девочка расплакалась, и это расценили как доказательство обвинения. Всем захотелось стать героями: защелкали замки, отстегнулись ремни, а потом свора бросилась на подонка, и уже не было слышно его сдавленных негодующих выкриков. Ор поднялся со всех сторон. Те, кому не довелось вцепиться в торчка, подняли телефоны повыше и принялись снимать видео.

Фостер бухнулся на колени в проходе между рядами кресел и пополз к плачущему ребенку со словами:

– Вот тебе моя рука!

Девочка не удержала руку торчка и лишь смотрела, как тот исчезает под грудой тел. Ревя и заливаясь слезами, ребенок рыдал:

– Папочка!

– Он не твой папочка, – проникновенно ворковал Фостер, который досконально знал все детали похищения. – Разве ты не помнишь? Он увез тебя из Арлингтона в Техасе. Но не бойся, теперь все ужасы в прошлом.

Фостер тянулся к ней, пока не накрыл ручищей маленькую ручонку.

Пещерный подонок беспомощно утонул в давке сражающихся пассажиров. Девочка пронзительно завизжала, и в этом визге не было слов, лишь боль и ужас, а Фостер притянул ее к себе и обнял, успокаивая и поглаживая волосики на голове, без умолку повторяя:

– Ты в безопасности. Теперь ты в безопасности.

Он скорее сознавал, чем видел, как его снимают пассажиры: мужчина в синем костюме, никто и звать никак, опустился на колени в проходе между рядами кресел самолета и лапает девчушку в цветастом платье.

Из динамиков раздался голос:

– Говорит командир корабля. К нам направляется опергруппа управления транспортной безопасности. Прошу всех пассажиров оставаться на своих местах.

Девочка рыдала и тянула ручонки к колтуну волос извращенца, едва различимого под грудой тел.

Фостер взял заплаканное личико обеими ладонями и встретился взглядом с невинными карими глазками:

– Ты больше не будешь его секс-рабыней.

Какое-то мгновенье все купались в теплом сиянии коллективного героизма. Видео в прямом эфире расходилось по Интернету. Затем сразу в паре сотен видеоклипов на «Ютьюбе» голова Фостера оказалась в локтевом захвате сотрудника службы безопасности.

Словно ограненные его ладонями, глаза девочки засверкали удивительной, непоколебимой решимостью.

Фостер прохрипел, задыхаясь:

– И не благодари, Салли.

– Меня зовут Кашмир, – отозвалась девочка.

И повернула свою малюсенькую головку как раз настолько, чтобы тяпнуть его за большой палец.

Спасатели придумали для этого свое название. Спасатели, которым оставалось лишь увезти труп. Они говорили: «ушел по-фонтейновски» – по названию высотки, в которой жильцам не к чему было привязать веревку, потому что в высоченных потолках небоскреба светильники были встроенными.

Стильно, но человека не повесишь.

Контейнеры для раздельного сбора мусора в подвале здания могли многое порассказать. Контейнер для стекла был забит бутылками из-под дорогих брендов текилы и водки – «Патрон» да «Смирнофф». Соседи Митци – не голь перекатная. В «Фонтейне» никто не жрал кошачьи консервы – кроме, разумеется, кошек.

Гостей здесь почти не бывало – за исключением спасателей-парамедиков.

Вот и сейчас у бордюра стояла «Cкорая»: ни маячков, ни сирены. Митци наблюдала с семнадцатого этажа, с матраса, который Джимми подтащил к окну. Двое в форме спустили прыгающую по широким ступеням каталку, поставили ее на тротуаре, открыли задние двери «Cкорой», уселись на откидной борт и закурили.

Тельце на каталке было накрыто и пристегнуто ремнями. Женщина, подумала Митци. Не ребенок – по правилам кондоминиума здесь не могло быть детей. Скорее всего, труп сильно разложился. Калифорнийская жара справлялась с такой работой за несколько недель, даже если кондиционер врубить на полную. Человека легко могло упарить, вроде как мумифицировать, обезводить, иссушить. Кто там, под ремнями? Соседи знают. А еще они знают, кто вызвал полицию: горничная или смрад разложения.

Не секрет, что останки Шэрон Тейт нашла домработница. Домработница же нашла холодный и нагой труп Мерлин Монро. Митци подумалось, что один из наихреновейших способов потерять работу – найти свою беременную нанимательницу заколотой.

О том, как пырнуть ножом, Митци могла бы книгу написать. Например, зачем некоторые убийцы наносят столько ран. Ведь только первый удар несет боль, остальные двадцать, тридцать, сорок ударов лишь облегчают страдания. Нужно всего раз пырнуть или резануть, чтобы начались кровотечение и крики. А чтобы закончились, нужно бить и бить.

Через дорогу напротив на одном уровне с ней в рабочем кабинете сидел человек. На вид – так, никто, папашка папашкой, пялился на невидимый ей экран. Он сидел за столом в очках, и только в его кабинете, в единственном во всем здании, горел свет.

Митци и сама как-то попробовала «уйти по-фонтейновски». Слухи доносили этот незамысловатый фокус до каждого нового жильца: просто открываешь дверь (отличная шутка, ведь ты хочешь «уйти»), а раз веревочку привязать некуда, вяжешь на дверную ручку. Тут прекрасно подходит мягкий поясок махрового халата. Один конец – к ручке, другой перекидываешь через дверку, мастеришь петельку. Забираешься на стул, даешь ему хорошего пинка и пляшешь сарабанду на гладкой поверхности крашеной двери.

Митци слышала, что в давние-предавние времена люди не оскверняли деревьев. Поэтому, когда надо было кого-нибудь вздернуть, к стене прислоняли стремянку, а к верхней перекладине вязали веревку. Приговоренного ставили на стул или сажали на лошадь. Когда стул падал или лошадь рвала с места, петля под лестницей делала свое дело. С тех пор ходить под лестницей – дурная примета. Ведь никогда не знаешь, вдруг дух или духи бандитов и головорезов все еще отираются там, где их казнили.