Роман Конев - Сумерки

В бледном сиянии ночи тревожно качнулась ветка, и ворон исчез. Но Старик знал, что видел ворона, а не причудливую игру теней. У некоторых лекарства вызывали видения, порой самые жуткие, да только он их не принимал, ограничиваясь антидепрессантом с седативным действием вроде амитриптилина, который в его случае не усыплял, а, напротив, прочищал разум. Зрение перестало быть острым, но глаза не подёрнула катаракта. Древняя птица сообщила, что конец близок. Он знал это без неё и не мог дождаться затянувшегося избавления.

В одном из журналов мифической юности он как-то прочитал, что когда погибает ворона, все птицы стаи поднимают отчаянный крик, после чего резко замолкают. Это ненужное, по сути, знание так сильно на него повлияло, что он пронёс его через всю жизнь. И конечно, он мог отличить ворона от вороны, ведь это две разные птицы. За стеклом ему явился именно ворон, просто память заодно подсунула и эти удивительные сведения.

Он делил палату ещё с двумя стариками. Стоя на пороге смерти, они могли похвастаться отменным сном. Одного из них, дряблого сгорбленного коротышку, он про себя называл старым пердуном. И имел на это полное право, потому что сукин сын безбожно портил воздух без перерыва на отдых, словно не питался ничем, кроме гороха.

Сквозь стены больничной палаты пробивались громкие стоны чужих страданий. Сдавленные крики проникали через дверные щели и вентиляционные шахты, надолго застревая в мозгах. Когда бессонница выигрывала очередной раунд в неравном поединке, он слушал вопли стариков в качестве наказания. То есть каждую ночь. По характеру звука он определил, что приступ нагрянул к пациентке в палате под номером пять. Врачи опять не рассчитали дозу обезболивающего. Придётся дежурной медсестре экстренно исправлять недочёты, иначе несчастная поднимет на уши весь хоспис и лишит вымученного покоя остальных онкобольных.

Старик достал хранившийся под подушкой портативный радиоприёмник. Битый час возился в темноте с наушниками, распутывая морские узлы старческими пальцами. И как только у них получалось так заплетаться. Без наушников пришлось бы заткнуть уши ватой. Он был готов слушать умиротворённую тишину, но не выраженную в крике боль.

Вставные корпуса наушников выпадали из раковин, зато занимали мало места. Пришлось вдавить их глубже. Китайский приёмник озарился желтоватым свечением. Колёсико поиска радиостанций заедало. За триста пятьдесят рублей быть по-другому и не могло. В отсутствие усилителя встроенная антенна принимала сигнал весьма посредственно. Старик был рад и этому. Через волны статического шипения пробился тёплый голос ведущего радио «Сумерки». Название так себе, в отличие от содержания. Да и выбор музыки не сильно раздражал, а порой и радовал, что в возрасте Старика было редкостью.

Отгородившись от мира, Старик закрыл глаза в ничтожной надежде, что получится заснуть.

Когда-то у него было имя, как и у каждой вещи в этом мире. Он откликался на него, иногда гордился, если получалось в чём-то оказаться лучше других. Теперь же он просто Старик. Таковым он себя чувствовал и так хотел, чтобы его звали. Почти как у Хемингуэя, только без моря. И не акула пожирала марлина по частям. Это внутренности Старика поедал проклятый рак, растягивая неминуемый финал. Природа решила пошутить над ним напоследок, избрав неторопливый способ убийства в отличие от инсульта-инфаркта или зазевавшегося на зебре водителя, где шансов быстро отправиться в сырую землю или печь крематория было значительно больше. Ирония вышла несмешной. Старик привык разжёвывать горькие пилюли, не запивая водой.

В редкие моменты сна к нему приходила умершая шестнадцать лет назад жена. Её век оказался коротким, всего семьдесят пять лет, большую часть которых они провели вместе. Много лет Старик скитался в одиночестве, не находя покоя в скудной повседневности. Как же он злился на неё, испробовав кошмарный вкус одиночества. Пыльный и грустный. Как неделями не выходил из дома, потеряв интерес ко всему, кроме смерти, прихода которой жаждал. Какие только мысли ни приходили тогда в голову. Что-то остановило от петли и от алкогольного беспамятства. Не страх, не трусость и не низкий потолок квартиры. Что-то необъяснимое, циркулирующее на заднем дворе восприятия, чему он не смог найти объяснение.

Он так и не справился с горем до конца. Время не вылечило сердечные раны. Оно лишь притупило скорбь, заполнив дыры никчёмной суетой.

Появляясь в сновидениях, Людмила искрилась радостью. Проживая во сне сладостные мгновения, он мог улыбаться, чего не делал в реальности. Прикосновения любимой женщины вызывали отклик в потрёпанном теле. Даже проснувшись, он продолжал осязать нежные касания. Жаль, что сны посещали его нечасто.

А по ночным коридорам бесшумно плавала Смерть.

Он прозвал это существо нейтральным словом «Сущность». Впервые он столкнулся с одним из них ровно трое суток назад, отправившись опорожнить мочевой пузырь в расположенный на этаже туалет. Обычно он терпел до утра, поэтому не налегал на жидкости перед сном. Представить себя с катетером в уретре и наполненным мочой мешке на поясе он не мог. Как и в облепившем зад подгузнике. Пока сердце перекачивало кровь, а ноги двигались (пусть и при помощи трости), он не хотел унижать своё человеческое достоинство. Порой приходилось стоять над писсуаром по полчаса, по капле выдавливая из себя жидкие экскременты, но оно того стоило. Упрямство принесло ему немало вреда, но меняться за несколько дней, часов, недель до смерти не имело смысла. Рак поджелудочной железы прикончит его быстрее, чем он решит усмирить тяжёлый характер.

Он заверил дежурную сестру, что в состоянии справиться со своим детородным органом в одиночку, избавив её от никому не нужной неловкости. Навстречу ему двигалось бесформенное серое облако, которое он сначала принял за тучного сотрудника хосписа, вырядившегося в странные одежды. И только практически поравнявшись с нелепым созданием, понял, что ошибался. Высота существа достигала полутора метров. Сквозь плотный дым или туман с бешеной скоростью метались молнии. Клубки искрящихся змей выписывали знаки бесконечности, не выходя за пределы бестелесной оболочки. Сущность висела над полом и, похоже, прекрасно обходилась без рук, ног и головы.

Волосы на теле Старика повсеместно зашевелились. По затылку растекался арктический холод. Мороз спускался по спине и проникал в желудок. Старик даже забыл, куда шёл. Первой мыслью, прорвавшейся через оцепенение, стало убеждение самого себя, что галлюцинации вызваны противоопухолевыми алкалоидами, которые, как он подозревал, ему подмешивали в еду. С другой стороны, в хосписе не лечили, а снимали боль и ухаживали. В общем, готовили людей к уходу. Его гипотеза не стоила выеденного яйца.