Владимир Машошин - Урфин. Захват

Единым порывом толпа хлынула к лесу.

Изумлённый Булат наблюдает, как мальчик лет семи, на бегу, тычет пальчиком вверх.

– Сарсакса, сарсакса… – надрывается детский голосок, малец падает, но тут же, подскакивает и без оглядки мчится под деревья.

Булат поднимает удивлённый взгляд к небу, между облаков мечется серая точка.

Пятно растёт, обретает форму, приближается огромная птица, нет, дракон, настоящий дракон! Хлопают могучие кожаные крылья, на длинной шее извивается зубастая голова, раскачивается остроконечный хвост.

Дракон надвигается, его хищные глаза полыхают жёлтым огнем, солнце, разбиваясь на сотни бликов, плескается в его чешуе, тупой обрубок морды раскрывается, обнажаются ряды ржавых зубов.

Из пасти вырывается огонь, струя пламени обжигает Булату лицо, жар становится нестерпимым, волосы вспыхивают, пузырится кожа…»

Булат вскочил на ноги. Пальцы торопливо ощупали лицо, испугано озираясь, он увидел лишь смотровую площадку «Лысой горы». Грудь шумно качает воздух, сердце бьётся о грудную клетку, медленно, словно льдинка, тает чувство смертельной опасности.

– …Подумай, разве ты родился солдатом? – не обращая внимания на испуг Булата, продолжал старик. – Нет, захотел и стал! Пришло время стать новым человеком! Я жду, а ты думай. Над городом уже нависла тьма, скоро ему понадобится вся твоя сила. Человеку следует жить правильно!

Дыхание успокоилось, Булат покачал головой и молча пошёл прочь. Возле спуска он против воли обернулся, но старик исчез, а снизу уже поднималась толпа зевак.

«Вот ведь! Дела… и слова-то какие: «жить правильно»…»

Спрятанные от людских глаз в центре пролетарского района притаились больничные корпуса.

Добротные здания из красного кирпича соединяются между собой: вторые этажи гинекологии и онкологии соединяет надземный переход, главный корпус к тем же отделениям, словно щупальца, протянул подземные туннели.

Трёхэтажный роддом благоразумно отбросил связи с больными корпусами и стоит отдельно, а чуть дальше среди плотной густой зелени скрыт морг.

Местами переходящий в кирпичную стену, кованый двухметровый забор защищает больничный двор. За забором пышно зеленеют кусты и деревья, паутиной тянутся асфальтовые дорожки.

Огороженный комплекс называется больничным городком.

Сюда не стремятся добровольно, а привозит скорая помощь, везут родственники или сами больные, потеряв надежду на чудо, ковыляют до приёмного покоя. Тут редко увидишь улыбку, лица озабоченные нередко испуганные. Болезнь, выползая наружу, загоняет людей в больничные палаты. Стены пахнут хлорамином, вдоль коридоров мечется тревожный шёпот, шуршат белые халаты.

Подобно онемевшим плакальщицам, четыре больничных здания выглядывают из-за ограды. Они словно предостерегают – невольным узником городка может оказаться любой.

Стараясь отвлечься, больные гуляют по асфальтовым дорожкам, радуются цветущему виду деревьев, составляют планы на будущее… лишь бы случайно не упереться в приземистое одноэтажное здание – больничный морг. При виде мертвецкой смолкают голоса, отводятся взгляды, и пациенты торопливо уходят проч.

Чтобы истребить унылость, год назад корпуса покрасили яркими красками. Не помогло.

Теперь больничный городок выглядел хуже, чем раньше, словно убийца нацепивший клоунский наряд и зазывающий прохожих. Хорошо, что краска посерела и кое-где уже облупилась, еще пара лет и комплекс вернётся к прежнему виду. Хвала современным краскам.

Впрочем, старожилы уверяют, будто корпуса от самой постройки выглядели мрачно, а некоторых людей даже сводили с ума.

Любой человек, оказавшийся внутри, испытывал тревогу и начинал хандрить. Особо впечатлительные пациенты жаловались на ужасные видения.

Медицинские работники тоже нередко испытывали непонятный страх, больничная атмосфера угнетала, частые увольнения для больничного городка – обычное дело.

Старики верят, что все беды из-за строителей.

Городок строили заключенные и ещё живы те, кто помнят о случившейся трагедии.

Подсобник Кирюха, заросший вечно пьяный старикашка, клянётся, будто знает всю историю. Кирюха уверяет, что несчастье произошло тогда, когда он, будучи еще молодым парнем, работал на строительстве городка электриком.

Так ли это точно неизвестно, но рассказ подсобника полон стольких деталей и таких мелких подробностей, что похож на правду.

***

Шел 1961 год, строительство больничного комплекса только начиналось.

Заключенных пригоняли из ближайших лагерей, весь день кипела работа, а к вечеру колонны изможденных зэков возвращались в зону.

Именно тогда с далекого севера, прислали уже немолодого начальника стройки – Ухватова Сергея Кирилловича. Ходили слухи, что когда-то он руководил особым лагерем, а после закрытия, из-за крутости нрава, кочевал по стране.

Коренастый широколицый Сергей Кириллович развил бурную деятельность.

Не считая заключённых людьми, он истребил поблажки. Не выполнил дневную норму? Лишаешься пайка. Нарушил правила? Садись в карцер. Имелись и другие способы устрашения.

«Зэк – враг, а врагов следует уничтожать…» – часто говаривал Сергей Кириллович.

Хват, так начальника прозвали заключённые, развернулся широко.

С опережением графика велась стройка, его квартира блестела после нового ремонта, тюремные рабы: сверлили, строгали, точили нужные вещи.

Частенько Сергей Кириллович на стройке появлялся неожиданно, под его жёстким взглядом невольники вздрагивали, и всегда находились виноватые.

Иногда начальник привозил дочь – Любовь Сергеевну, стройную девицу лет шестнадцати с каштановыми волосами и надменным взглядом. Отец водил девушку по стройке, она смотрела во все глаза, заключённые строились, рапортовали: за что осуждены и сколько осталось. Морща носик от грубых запахов, Люба держалась важно.

Узники подобострастно улыбались, но за спиной начальника сверкали их злобные взгляды.

Хват жесток, стоит ему только заподозрить враждебность и виновнику жить останется недолго. Тяжёлая работа быстро загоняет в могилу.

Отчасти по причине жестокости, а отчасти по производственной необходимости, бывшего начальника особлага «Горный», переводили с места на место. Всё-таки Сергей Кириллович ценный работник, старый партиец, верный коммунист. Такими кадрами не разбрасываются, конечно, случались перегибы, однако где бы Ухватов ни оказался, поставленные партией планы выполнялись и перевыполнялись.

Зэки контингент трудный и потому глаза начальства на многое закрывались, жестокость неизбежна, когда обостренно классовое чувство.