Лилия Уразгулова - Хрупкий рай

– Оливия, – он, внимательно посмотрев на дочь, продолжал речь, – ты ведь понимаешь, что это серьёзное решение и мне необходимо убедиться, что ты готова к самостоятельной жизни.

– Да папа, я все понимаю.

Людовик поднял ладонь, давая понять дочери, чтобы она его не перебивая, выслушала. Оливия замолчала.

– Я знаю, что ты человек свободный в своих мыслях, убежденный в успехе любого своего дела, но я как отец волнуюсь за тебя. Как человек с жизненным опытом я должен тебя предостеречь о сложностях, которые могут возникнуть, когда ты останешься здесь одна. Ты знаешь, что я людей, у которых есть стремления и желания, всегда поддерживал. Я помогу тебе, но хочу, чтобы знала, в любой момент ты сможешь переехать к нам с мамой на Сицилию.

Ход разговора все меньше и меньше нравился Оливии, но она, не перебивая, слушала отца. Понимая, что он все это говорит из самых добрых намерений. Когда отец закончил говорить, Оливия решила, что может высказать свое мнение на это всё.

Она посмотрела на отца, и он понял, что сейчас будет слушать её:

– Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать.

– Да, папа, ты прав. Я бы хотела высказаться.

– Хорошо, я слушаю.

– Ты знаешь мою любовь к стране, в которой я родилась и выросла, и никогда я не допускала мысли, что мне нужно будет её покинуть. Я люблю Лион, Париж мне иногда приятен, но не настолько, чтобы в нем бывать чаще, чем это необходимо. Здесь все для меня родное, все дышит моим детством. То, что ты выбрал Италию для переезда, я думаю это не случайно. Ты готовишься к этому переезду довольно долгое время. Ты построил свою жизнь по своему, достиг всего, чего хотел, ты пример человека, на которого хотят равняться многие люди. И я в их числе, я хочу быть похожей на тебя, чтобы ты гордился мной. И я хочу построить свою жизнь сама. Поэтому прошу оставить меня здесь.

Людовик молчал и думал в это время над тем, что как-то неожиданно для него выросла дочь. Им овладели тревожные мысли о жизни на Сицилии без дочери. Ему всегда казалось, что это время не наступит никогда. Но он понимал, что у каждого человека есть шанс прожить свою жизнь так, как хочет человек, и лишать такой возможности свою дочь было бы колоссальной ошибкой. Его отвлек от мыслей стук в дверь.

– Войдите!

Вошла Луиза и сказала:

– Ужин готов, вы скоро выйдите к столу? Мадам спрашивает.

– Да, мы скоро выйдем. Пять минут.

– Хорошо, – и она ушла.

Людовик встал и подошел к окну.

– Хорошо, – он повернулся к дочери, – я тебе куплю шато и дам денег на открытие бизнеса. Мы вместе составим бизнес план, и у тебя будет год, чтобы развить свой бизнес.

Услышав это, Оливия с трудом удержала себя от проявления бурной радости. Она знала, что отцу яркое проявление эмоций никогда особо не нравилось. Он был человеком сдержанным и холодным, скупым на проявление каких бы то не было эмоций, будь радостное или печальное событие, его лицо оставалось неизменно спокойным, и ни один мускул не шевелился.

– Хорошо папа, – спокойно ответила Оливия на предложение отца, – я уверена, что ты не разочаруешься в своем решении и во мне.

– Дай бог, – отвечал Людовик, – а теперь можно и к столу выйти.

– Да можно.

Они вышли в столовую, но за столом никого не было.

– Луиза! – громко позвал Людовик, домоправительница вышла из кухни.

– Вы звали?

– Да, а где Ванесса?

– Мадам ждала вас, а потом попросила шаль и вышла в сад.

– В такое время, – задумчиво произнес хозяин дома.

Оливия посмотрела на отца и вежливо предложила:

– Может, мы с тобой выйдем в сад и найдем маму? Надо ведь сообщить ей новость.

Людовик быстро взглянул на нее и кивнул. Они вышли из дома.

Ванесса терпеть не могла долго находиться в ожидании чего-то или кого-то. Её это угнетало, и она, оставаясь в одиночестве, часто шла к своим любимым розам. Когда Людовик улетал по своим делам, она умирала от тоски и много времени проводила в своей комнате, сидела в кресле и смотрела в окно, что она там видела или хотела увидеть, никто не знал. В такие моменты она даже не выходила есть и Луиза приносила ей еду в комнату, иначе бы в один из дней Людовик рисковал найти умершую от голода жену. Она любила выходить в сад и сидеть в беседке, которая была окружена кустами старинных роз Gerda Nissen, цвет у них был карминово-розовый, а благоухали они сладким фруктовым ароматом. Эти розы она увидела в старом саду, когда летала в путешествие в Германию. Ей рассказали о том, что этот сорт был создан во времена Виктора Гюго и ее это очень впечатлило. Именно эти розы Ванесса высаживала сама, несмотря на то, что у них был садовник, который следил за порядком.

В этот вечер она сидела в столовой и ждала мужа и дочь, когда прошло некоторое время, устав от ожиданий она решила пойти в свою любимую беседку, к розам.

– Луиза, – бархатным голосом она позвала свою верную служанку.

– Мадам вы звали? – Луиза улыбнулась и подошла к хозяйке дома.

– Ты могла бы подняться наверх и принести мне шаль, я хочу пройтись в сад.

– Но скоро ужин, – заметила домоправительница.

– Они все равно ещё в кабинете, у меня есть время, да и одной сидеть за столом мне некомфортно.

– Хорошо, сейчас принесу, – сказав это, Луиза ушла.

Ванесса накинула шаль на плечи и вышла в сад. К тому моменту, когда из кабинета вышли Людовик с дочерью, она занималась обрезанием своих любимиц.

Оливия и Людовик шли по дорожке, вымощенной камнями, щебетали птицы и медленно спускались сумерки. Они услышали, как работает секатор, и поняли, Ванесса занята делом. Когда она занималась своими розами, настолько уходила в себя, что окружающий мир переставал существовать, были только розы и она. И время протекало очень незаметно. В этот раз она снова была в своих мыслях и не услышала, как к ней подошли муж и дочь.

– Мама, – она оглянулась на зов и встретилась взглядом с Людовиком, и первый раз за долгие годы их супружеской жизни не отвела глаза под тяжестью взгляда мужа. Натянутые отношения между родителями никак не влияли на их отношение к дочери.

– Вы задержались в кабинете, – недовольно сказала Ванесса обоим. Людовик терпеть не мог, когда она выказывала недовольство.

– Мы обсуждали дела, и у Оливии есть новость, которую она хочет сообщить сама.

Дочь стояла в нетерпении и переминалась с ноги на ногу. Людовик, видя это, сказал:

– Говори уже.

– Мама! – тон Оливии был радостным, но Ванессу это не обрадовало, – папа решил мне помочь, у меня будет свой бизнес и свой дом, представляешь?!

Однако увидев грустный взгляд матери, Оливия остановилась в своей пламенной речи. Взгляд Ванессы был укором для мужа, который давал понять, что она не в восторге этой затеи. В ее глазах стоял немой вопрос «Как ты мог? Как ты мог так поступить со мной?»