Исаак Вайнберг - Отморозок Чан 1: Нет чести, нет цели, нет жалости

Ладно, я же в некотором смысле психолог, сейчас разрулим:

Я резко выбросил кулак ему в ебло. От удара рыжего уёбка мотнуло назад, и он влепился башкой о перегородку кабины. Не тратя времени даром, я выбил из его рук автомат, затем схватил одной рукой за шею, а другой выхватил обрез из набедренной кобуры и направил в испуганную рожу.

– Ты чё, петух наблатыканный, хамить удумал?! – взревел я, изобразив суровое ебало.

– Да ты чего, дядь!? Я не хамил! Ты же сам начал! Чего сразу драться-то? Я тут спал просто, никого не трогал… – затараторил испуганный ублюдок.

– Не понял – ты что сейчас мне сказать пытаешься? – злобно сощурился я. – Что я, пришёл к тебе, унижал тебя, оскорблял, а ты весь такой хороший, так получается?!

Я сделал максимально суровое ебало и придвинул его в упор к роже рыжего ублюдка. Глаза пацана округлились от ужаса.

– Нет-нет! Я… Я ничего такого не говорил! Мужик, ну бля… Ну успокойся! Убери свою пушку, а? Нахуй ты заводишься?

– Ах ты залупа ты конская… – я стал трясти рукой с обрезом, изображая нервную дрожь. – Ты ещё и насмехаешься надо мной, щегол?! Думаешь, мне слабо курок спустить? ЗА ЛОХА МЕНЯ ДЕРЖЕШЬ, ТВАРЬ!?

– ПРОСТИ МЕНЯ!!! – завопил уёбок. – НУ ПОЖАЛУЙСТА! НУ БРАТАН! НУ ИЗВИНИ!!!

– Думаешь, я весь в кровище и кишках, потому что для меня человека убить большая моральная проблема?! – Я со страшной силой вжал ему в рожу дуло обреза (точнее два дула) и скривил максимально яростное и безумное ебало. – СМОТРИ, ГНИДА, НАСКОЛЬКО Я ЛЮБЛЮ УБИВАТЬ!!!

– НЕЕЕТ!!! – отчаянно завопил уёбок.

Я нажал на спусковой крючок. Раздался щелчок, в тот же момент рожу рыжего ублюдка озарила гримаса осознания того факта, что ему пиздец, и.... И нихуя, разумеется – ствол-то не заряжен, последние два патрона я истратил на «Достоевской».

Я опустил ствол и громко рассмеялся. Господи боже, как же сильно я смеялся… Я смеялся так, что слёзы лились водопадом, смеялся долго – очень долго. Наконец, я посмотрел на рыжего уебка, сквозь застланные слезами глаза: лицо его выражало крайнюю степень смятения.

– Вот блять…Сука… Видел бы ты свою рожу…– давясь от смеха заговорил я – «Нет, нет, я ничего такого не говорил! Простите, пожалуйста! Неет!». Ну ты и ссыкун, конечно… Ствол то не заряженный!

Посмеявшись ещё секунд двадцать, я резко убрал улыбку с лица, стер слёзы, спрятал охуенный обрез обратно в кобуру, оттолкнул пиздюка в сторону со словами «съебал с дороги», и козырной походкой вышел из кабины.

В вагоне было пусто. Сиденья скручены, всё пространство заставлено коробками и ящиками, окна закрашены белой краской, из освещения лишь одна масляная лампа. Я не спеша прошёл через весь вагон, по-хозяйски заглянув в пару коробок, в которых оказались какие-то тряпки, и вышел на станцию через дальнюю дверь, занавешенную вонючим шерстяным одеялом. В глаза мне ударил свет.

Нихуя себе, да у них тут электрическое освещение – живут на широкую ногу…

На станции было гораздо светлее, чем на «Достоевской», потому как некоторые лампы на потолке были запитаны от генератора. Надо заметить, что так транжирить топливо мало кто может себе позволить – больно дорогое удовольствие. Походу у местных на поверхности солидный схрон, ну или у кого-то важного сегодня свадьба.

Из «недвижимости» на «Пиратской» были не только деревянные сараи, но и более солидные металлические сооружения и даже парочка двухэтажных домов из кирпича, а в центре зала возвышалась самая здоровенная постройка, упирающаяся в потолок. Кстати, обычно в самых здоровенных зданиях устраивают клубы отдыха или кабаки, а где кабаки – там и торговцы, и значит, я знаю куда мне надо попасть…

Я не спеша двинулся через станцию, подмечая курятники, свинарники, грядки под светодиодным освещением, было на станции даже несколько коров. Да и люди не выглядели бедными: хорошо одеты, по большей части упитанные, лица довольные, ценные вещи, которых тут хватает, хранят на виду – значит воровство тут редкость… Да и охрана ходит тут и там: вооружены хорошо, в основном крепкие мужики, не то что рыжий пиздюк в поезде (видать, ставят на тот пост только бесполезных желторотых щеглов).

Короче, или мне про эту станцию нагло пиздели или тут власть сменилась. Я был уверен, что тут у них отвязный бандитский притон, но нет – живут неплохо и явно как люди, а не как шакалы. Может и зря я пиздюка того прессанул… Хотя, вообще-то похер – нечего на посту спать и впускать кого попало, не посоветовавшись со старшими – вдруг я асоциальный элемент какой, для людей опасный.

Пока я шёл через станцию, люди удивлённо оборачивались на меня. Хотя, их лица скорее выражали отвращение, нежели удивление. Уверен, выгляжу я хуёво, а воняю ещё хуже. Надо срочно найти, где помыться и почистить тряпки, пока служители порядка не выкинули меня из этого приятного места.

Ускорив шаг и озираясь по сторонам, я дошёл до большой постройки в центре станции. Я оказался прав – на стене у двери чёрной краской было написано: «Бар», и чуть ниже «Рынок». Двойное попадание.

Прямо у входа сидел совсем маленький пацан лет десяти, наверное, и тощий как спичка. Сидит с вытянутой рукой – бездомный значит, на паперти. Когда я приблизился, пацан поднял на меня голодные, умоляющие глаза и робко протянул руку, безмолвно прося побаловать монеткой.

– Пошёл на хуй, – грубо буркнул я, оттолкнул руку и вошёл в дверь.

Я попал в небольшую тускло освещённую комнату с низким потолком. По краям комнаты стояло два длинных стола, заваленных всякой хернёй: консервы, шмотки, мясо, патроны, даже пара самодельных стволов. С противоположной стороны комнаты была ещё одна деревянная дверь, на которой было выцарапано слово «Бар». Стены, пол и потолок комнаты были обшиты коричневым линолеумом, который вспучился и обвис везде, где только можно – в общем, охуенный ремонт – не те ли молодчики мастырили, которым лаз через «Николаевскую» рыть доверили?

В помещении не было никого кроме меня и торговца – жирного мужика в растянутом свитере. Увидев меня в дверном проеме, жирный торговец начал было радостно улыбаться, но как только мерзкий запах достиг его ноздрей, сразу сменил улыбку на презрительную мину.

– Торгуешь? – сухо спросил я.

– Торгую, – сухо ответил он.

Я достал из кармана пульт.

– Короче, у меня был очень хуёвый день, – начал я.

– Я заметил, – скривился торговец, смерив меня взглядом.

– Я не про это, – махнул рукой я. – кровь на моей одежде – дело обычное. Не понравилось мне, недавно, как один жирный хуй со мной базарит, надменно так, по-охуевшему, вот я его пополам и разорвал…

– Я так рад вас видеть! Не хотите ли чего-нибудь купить, или, быть может, продать? – жирдяй натянул самую дружелюбную улыбку, какую только был способен изобразить.