Алекс Лоренц - Старик

– И что одноклассники?

– Бабка на очной ставке не опознала никого. И одного мы не смогли найти.

– Что за человек?

– Местный безработный. То появлялся в поселке, то исчезал. Маловероятно, что преступник он. И что он после школы вообще поддерживал контакты с жертвой. Слишком разных кругов люди.

– А фотографии бабке не показывали?

– Показывали. Ту, что в паспортном столе хранилась. Только сделал-то он ее лет двадцать назад, когда подростком был. По такой фотографии мало чего скажешь, особенно когда ты подслеповатая и выжившая из ума старуха. Он паспорт не сменил в положенное время.

– Хм. А вас не смущает, что убийства одинаковые?

– Вы это к чему?

– Был бы я одним из вас – подумал бы сразу, что это отец.

– Говорю же, мы его взяли под стражу. Но, видимо, скоро придется отпустить.

– А что не так с обвинением?

– Видите ли, Анатоль Васильевич… Девочка была изнасилована, но… результаты генетической экспертизы опровергают причастность отца.

Я удивленно поднял брови.

– Совсем?

– Абсолютно. Будет, конечно, повторная процедура, но это чистая формальность.

– Если честно, я после своих вчерашних изысканий подумал, что он подкупил местные власти. А теперь получается…

– Анатолий Васильевич! Вам не стыдно?

– В каком смысле?

– Неужели вы считаете, что я…

– Да нет же, нет! Не дай бог! Я про тамошние власти говорю, районные, а не про тебя. Ты-то всегда был примерным. Разве что в походах…

Он поднял ладонь, без слов прося меня заткнуться насчет этого.

Я тоже поднял ладонь. Примирительно.

– Не он это, – повторил Витька. – А если и он, то только как организатор.

– Понятно, – ответил я. – Я чего спрашиваю-то: у нас в школе подобное уже было – вот мы тут все и шокированы вдвойне. Я решил: раз уж ты этим занимаешься, то почему бы не спросить. Никому ничего не скажу, будь уверен. Могила.

– Да тут ничего особенно секретного и нет. Все равно скоро информация просочится в прессу. Чутье мне подсказывает, что очередной висяк.

– Спасибо, что поделился, – поблагодарил я. – Не буду отвлекать от работы. У меня и у самого урок уже идет. Побегу. – Слово «побегу» в том контексте звучало забавно, и я издал хрипловатый старческий смешок. – Ты заходи, звони. Буду рад. Телефон домашний у меня тот же, что и сорок лет тому.

Витька улыбнулся в ответ, мы пожали друг другу руки и пошли каждый своей дорогой.

На полпути к кабинету я вспомнил, что забыл в учительской проверенные накануне работы, которые прямо сейчас нужно было раздать классу. Имелся большой риск наткнуться где-нибудь в коридоре на Птеродактиля, но, пока были относительно свежи впечатления о контрольной и в голове вертелись общие замечания, я решил все же прихватить листки с собой.

В учительской никого не было – во всяком случае, я так думал. Я подошел к своему столу, взял стопку ученических работ и собирался уже как можно скорее очистить помещение, но… заметил на «простынях» на стенде свою фамилию. Подошел посмотреть, какие из моих законных «окон» забили уроками по замене.

– Ну и дела тут творятся, – пробормотал я вслух, все еще размышляя об убитой Лене Злобиной и ее отце, который каким-то непонятным пока образом был явно причастен к ее жестокой гибели.

– Это вы о чем? – мягкий мужской голос позади.

Я вздрогнул и обернулся. Учительская большая, а внимание в последние годы стало меня подводить – вот я и не заметил коллегу.

То был молодой учитель истории и обществознания. Ну, не то чтобы слишком молодой, но мне во внуки годился – немного за тридцать. Работал у нас с недавнего времени. Я целый месяц не мог запомнить, как его зовут. А звали его Светозар Радомирович Науменко.

Проклятая мода на экзотические имена. Такого поразвелось… Мне всегда было интересно, как со стороны выглядит этот процесс выбора имени для ребенка. Вот сидят без пяти минут родители, думают: а давай сделаем не так, как все. У нас будет такая же занудная работа, как у других, такой же унылый быт, но хотя бы наш ребенок будет носить необычное имя. И ну гуглить «необычные детские имена». Или, если говорить о случае с историком, искать в большом орфографическом словаре. Знаете, выпускались раньше такие издания, где в конце размещали несколько страниц с мужскими и женскими именами – выбирай не хочу. И вот, мусолят они, мусолят пальцами захватанные страницы… в конце концов решают: Светозар! Впрочем, и папка у него тоже оригинальное имечко носил. Радомир. Даже как-то зловеще звучит. Может быть, серб?

– А? – только и смог вякнуть я, не успев оправиться от легкого испуга.

– О чем размышляете вслух? – переспросил он, улыбаясь.

Обаятельный парень. Высокий, статный, еще не успевший обрюзгнуть (но с наметившейся тенденцией к тому), с аккуратной прической и жидкими усишками. На лице легкая печать аристократической болезненности. Тонкие руки. Девки из старших классов частенько хихикают в ладошку, завидев его в коридоре.

Не знаю, откуда он к нам пришел. Наверняка из другой школы. Обычно выпускники институтов или становятся учителями сразу после выпуска, или не становятся никогда. Первые или остаются в профессии на всю жизнь, или по прошествии недолгого времени навсегда ее покидают.

– А, это вы, – сказал я. – Доброе утро.

– Доброе. – Он приветливо улыбался.

– Я о той девочке, которую убили.

– Да, кошмар, – согласился он, разгладив улыбку. Я только-только, считайте, пришел в школу работать, а тут такое. Слышал, это отец ее убил.

Я задумался, ничего не ответил.

– У вас нет воды? – спросил Светозар Радомирович Науменко. – Лекарство запить.

– Нет.

– Пойду попрошу в буфете.

– С собой надо носить, – сказал вынырнувший у меня из-за спины Другой, как только историк покинул учительскую.

– И тебе доброго утра, – поздоровался я.

У меня не было ни малейшего желания с ним беседовать, и я тоже вышел.

Когда я ковылял к кабинету мимо большого холла у библиотеки, где висели в ряд портреты брянских поэтов, Другой высунулся из-за угла и картинно потыкал указательным пальцем в сторону столов, за которыми обычно коротали время ученики, если приходили задолго до начала своих уроков.

Там сидела девушка, десятый или одиннадцатый класс, с весьма нетипичным для нашего учебного заведения внешним видом. У нас в школе ревностно следят за стилем одежды учащихся: единой формы нет, но строгий костюм для мальчиков, юбка-карандаш и блузка для девочек обязательны. Косметики – по минимуму, никаких безумных причесок и выкрашенных в радугу волос.

А здесь…

Короткая кожаная куртка, килограмм черной и темно-синей штукатурки на лице; черные же как деготь волосы, явно после старательного окрашивания.

Новенькая?