Алекс Лоренц - Старик

© Алекс Лоренц, 2021

ISBN 978-5-0055-7805-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Стоял серый, дождливый октябрь. Анатолий Васильевич Церковный, тяжело опираясь на трость, прогуливался по скверику в центре города. Выглядел он неважно: совсем сгорбился, сморщился, пожелтел; лицо и руки покрылись старческими пигментными пятнами.

Мой школьный учитель английского языка.

Сколько ему? Наверное, хорошо за восемьдесят. Он и в мои-то школьные годы уже казался глубоким старцем.

С выпуска прошло лет пятнадцать – целая вечность. За это время я сильно изменился внешне. Но он узнал меня. Сразу. Стоило лишь столкнуться взглядами.

Мы разговорились. Я рассказал, чем занимаюсь. Анатолий Васильевич оживился и словно помолодел. Сказал, что у него есть для меня сюжет, пройти мимо которого я не смогу. Разжившись в ближайшем магазине бутылкой коньяка, мы отправились к нему домой – в его скромную старую квартирку, где он доживал свой век в компании злобного черного кота и портрета жены, перевязанного траурной лентой. Так начались наши «писательские сессии», как он их сам окрестил. На целый год я стал постоянным гостем в доме старого педагога.

Алекс Лоренц.

1

Урок подходил к концу. Девятиклассница пересказывала у доски текст об Австралии. Я сидел за учительским столом, слушал вполуха. Заполнял журнал. Трудновато стало сосредоточить внимание на двух делах сразу. Недавно стукнуло семьдесят семь, и быть Юлием Цезарем все труднее.

Еще лет десять назад глубокая старость казалась чем-то очень отдаленным. А потом стукнуло семьдесят – и началось. Боли в пояснице, ноги еле волочатся. Мышцы словно превратились в желе, и их в таком виде высосали через трубочку. Осталась лишь покрытая пигментными пятнами желтая кожа, дрябло висящая на хрупких костях. Кстати, о костях: говорят, если в таком возрасте сломать шейку бедра, можно сразу в гроб ложиться…

Меня зовут Анатолий Васильевич Церковный. Я обучаю детишек английскому языку в одной элитной школе в областном центре среднего пошиба. Стаж работы – пятьдесят пять… нет, пятьдесят шесть лет – учитывая, что свой первый год я отработал на полную ставку в сельской школе у черта на рогах, пока параллельно мотал последний курс института. Учитель я строгий. Не все меня любят, зато после выпуска все благодарят. В профессиональном плане стараюсь оставаться в тренде , выражаясь языком нынешней молодежи. Не сдаю позиции. И ум покамест ясный… относительно…

Прозвенел звонок с первого урока. Он у нас особенный – мелодичный, переливчатый. Я отправил на место невнятно мямлившую у доски девочку, озвучил группе домашнее задание. Загремели стулья, завжикали молнии на рюкзаках. Я со скрипом поднялся, подошел, опираясь на костыль, к окну. Приоткрыл створку. Затхлый, перенасыщенный углекислым газом воздух под напором сырого октября мигом отступил к двери. От порыва ветра дверь распахнулась. Первую группу класса девять «А» вместе с вещами тут же вынесло в гулкий коридор. Я остался один в пустом помещении.

Итак, журнал. Надо заполнить темы двух предыдущих уроков и сегодняшнего.

Я поплотнее прикрыл дверь, вернулся к учительскому столу, уселся. От свежего воздуха в голове прояснилось.

Самое сложное – найти пальцем нужные строки в распечатанном планировании на полугодие, а потом перенести их содержимое в журнал. Мелкие буквы. Строчки путаются. Скачут. Я уже так много раз ошибался – вносил в журнал одну тему вместо другой, – что меня, наверное, по всем формальным признакам можно было бы уволить по статье.

Я вздрогнул: на мое плечо легла чужая рука.

Он . Тут как тут. Появляется ниоткуда – как черт из табакерки.

Другой.

Не то чтобы я его боюсь, но… опасаюсь. Никогда не знаешь, чего от него ждать.

Когда он появился? Дайте-ка подумать… Вот так явно, в виде копии меня, – наверное, года три назад. Впрочем, он и до того наверняка существовал, но высовываться не осмеливался.

– Чем занимаемся? – деловито поинтересовался он.

Я поднял голову.

Зачесанные назад седые волосы, морщинистые щеки, бородка, глубоко посаженные глаза за стеклами очков. Все как у меня. Только у него злобная ухмылочка на лице. Я такую, наверное, даже если сильно захочу, не смогу состроить.

Я не стал отвечать.

– Не хочешь, значит, со мной общаться, – констатировал он, убрал руку с моего плеча и уселся напротив – за ученический стол.

Я вновь промолчал.

– Оставь ты этот журнал, – подначивал он, вальяжно развалившись на стуле. – Все равно никто не смотрит, что там у тебя чему соответствует, а что нет. Ну-кась, что за заголовок?

– Формирование навыков монологического высказывания по теме «Флора и фауна Австралии», – пробурчал я, не поднимая головы.

– Напиши просто «Австралия» – и дело с концом. Подумаешь, тоже мне. Мозг наизнанку вывернешь об такие-то формулировки.

– Уже начал, как в плане, – бросил я.

– Ничему тебя жизнь не учит, – издевался он. – Я тебе твержу-твержу, а ты не слушаешь.

– Ага. – Я приподнял голову, взглянул на него поверх съехавших на нос очков. – А потом меня за твою «просто Австралию» уволят к чертовой бабушке.

– Хе-хе. Кто ж тебя уволит! Ты ж живая легенда. Тебе каждый год грамоты да премии выписывают только за то, что ты еще не помер.

Да уж, тут он, конечно, прав. Не поспоришь.

Другой принялся постукивать тростью о пол. Наверное, воображал себя праздным молоденьким франтом, что сидит на скамейке на набережной, закинув ногу на ногу, высматривает дамочку посмазливее да полегкомысленнее.

Звук раздражал.

Только я открыл рот, чтобы одернуть Другого – распахнулась дверь.

– Анатолий Васи…

Я направил рассеянный взгляд на дверной проем. Пока фокус нехотя настраивался, я видел лишь темноту гудящего переменой коридора да размытое пятно лица на первом плане.

Судя по заминке, посетитель был чем-то удивлен.

Дверь захлопнулась, и мы с Другим вновь остались один на один. Мгновение мы играли в гляделки. В его глазах бесновалась озорная искорка торжества.

Пора признать: с Другим начались серьезные проблемы.

У меня свой кабинет. Классное руководство уже давно не дают, ибо не потяну, но с насиженной жердочки не сгоняют: начальство злобное, наглое, умом не блещет, однако хотя бы к тому, что мне уже тяжеловато ходить, они относятся со снисходительно-высокомерным пониманием.

Какого только мусора я не держу в своем учительском столе, вы б видели! Стариковская привычка ничего не выбрасывать. Летом учителя выгребают дерьмо из своих шкафов, столов, тумбочек. Но мне такие генеральные уборки с некоторых пор даются нелегко. Выкидываю что-нибудь по мелочевке, только когда нужно освободить место…