Алексис Хендерсон - Год ведьмовства

Пророк положил руку ей на живот.

– Благословляю тебя семенем Отца, – его рука переместилась ей на грудь. – Сердцем агнца.

Лия несмело улыбнулась. Слезы потекли по ее щекам.

Пророк взялся за цепь, на которой висел кинжал, и снял через голову.

– Да пребудет в тебе сила Отцова, отныне и во веки веков.

– Благословенны будьте во веки веков, – вторили в унисон прихожане.

Тогда он поднес нож ко лбу Лии и провел лезвием по коже, вырезая первую линию священной печати. Она не кричала и не сопротивлялась, даже когда кровь стекала у нее по вискам и собиралась в ушных впадинах.

Паства наблюдала за происходящим молча. Иммануэль вцепилась в скамью так, что побелели костяшки пальцев, заставляя себя не двигаться с места все время, пока тянулся ритуал нанесения печати.

Казалось, прошли часы, когда пророк наконец положил руку Лии на голову и ласково погладил по волосам, задержавшись там пальцами и ероша ее локоны.

Почувствовав его прикосновение, Лия медленно села. Струйка крови потекла по ее носу и окропила губы. С дрожащей улыбкой и полными слез глазами она повернулась лицом к собравшимся и слизнула кровь.

После церемонии закатили пир, один из самых обильных со времени осеннего сбора урожая. Гостей Лии и пророка разместили за девятью столами, такими длинными, что каждый тянулся из одного конца церковного двора до другого. Все они были заставлены разнообразными блюдами и яствами: тушеной говядиной и картофелем, жареной кукурузой, хлебом и сыром. Пили яблочный сидр и ячменное вино, которое мужчины хлестали из огромных деревянных кружек, проливая пену на свои бороды. На десерт угощались моченой сливой со сливками и сахаром.

В небе, усыпанном звездами, висела наливная круглая луна. Гости гуляли на широкую, пировали, общались и смеялись, опьяненные силой обряда. Семьи собирались вместе, и жены пророка ходили между столами, ухаживая за гостями и находя время перемолвиться словом с каждым.

Во главе пиршества, за маленьким столиком, накрытым на двоих, восседали Лия и ее супруг, пророк. Девушка улыбалась, невзирая на боль в свежей ране, которую успели промыть и перевязать. Когда она увидела Иммануэль, сидящую с Мурами в задней части церковного двора, улыбка Лии стала еще шире. Ее глаза сверкали в свете костров, щеки румянились от жары и, возможно, от выпитого сверх меры ячменного вина. Пророк сидел рядом, опираясь локтями на стол и сцепив пальцы в замок. Когда он проследил направление взгляда своей молодой жены, у Иммануэль возникло стойкое ощущение, что пророк изучает ее.

При этой мысли холодок пробежал у нее по спине, но не успела она отвести взгляд, как пророк встал, и его паства вмиг стихла. Он отвернулся от Иммануэль и, обогнув стол, обратился к собравшимся:

– Сегодня мы отмечаем радостное событие, – произнес он слегка охрипшим голосом. – Я вступаю в священный союз с праведной дочерью Отца нашего, и за это воздаю благодарность.

Гости захлопали в ладоши.

– Отец в своем божественном провидении наградил меня многими женами, каждая из которых воплощала добродетели нашей веры. Посему я хотел бы почтить Отца нашего в ознаменование Его бескрайней милости и щедрости, – он прервался, чтобы прокашляться в складку рукава, затем оправился и продолжил с улыбкой: – Выносите ведьм.

Прихожане возрадовались. Мужчины высоко поднимали кубки, жены стучали тарелками по столу, дети хлопали себя по коленям и животам. Под звуки фанфар из собора вышли апостолы, неся чучела, изображавшие женщин. Чучела крепились на железных крестах таким образом, что деревянные руки фигур были простерты в стороны, а шеи и тела связаны веревками.

Завидев их, толпа взорвалась аплодисментами. Подняв кулаки в воздух, мужчины выкрикивали проклятия ветру.

Вперед выступил апостол с первой ведьмой – небольшим плетеным чучелком ростом едва ли выше Онор.

– Это Мерси, – сказала Анна, улучив момент для обучения дочерей тонкостям веры.

Следующий апостол держал свою ведьму высоко над головой, и ее сорочка неистово развевалась на ветру. Когда ее юбка взметнулась вверх, обнажая срамное место, некоторые из мужчин, что понаглее, стали глумиться:

– Блудница! Потаскуха!

– А кто бы это могла быть? – Анна ткнула пальцем в чучело, которое апостол нес к ревущему пламени.

Иммануэль ответила:

– Это Иаиль, – назвав ведьму по имени, она повела плечами, вспоминая жалкое создание, с которым столкнулась в Темном Лесу несколько дней тому назад. – Вторая Возлюбленная.

– Верно, – сказала Анна и презрительно скривила губы. – Она и есть. Опасная тварь. Порочна и хитра, как сама Темная Мать.

Она потянулась к Онор и принялась щекотать ей живот. Девочка взвизгнула, захихикала и задрыгала ногами, так что посуда звенела, когда она задевала башмаком ножку стола.

Настала очередь третьей ведьмы. На ней было надето платье, чем-то похожее на платье Иммануэль, только под юбки ей набили соломы, имитируя округлость беременного живота.

– Далила, – сказала Марта. – Ведьма воды. Блудница из ада.

Последнюю ведьму нес на железном шесте Эзра. Фигура была в два раза больше остальных, обнаженная, с телом в виде вязанки березовых веток. По обе стороны от головы чучела отходили изогнутые ветви молодого деревца, образуя рога.

Анна не назвала имени ведьмы вслух, хотя и захлопала в ладоши, когда Эзра проносил ее мимо. Но Глория и Онор умолкли и как будто съежились, когда по ним скользила тень последней ведьмы.

Имя всплыло из глубин сознания Иммануэль: Лилит. Первая дочь Темной Матери. Лесная королева-ведьма, державшая всех в страхе, губя любого, кто посмеет встать у нее на пути.

Апостолы занесли свои кресты с ведьмами над головами и крепко вогнали их в землю, чтобы чучела держались вертикально, каждое на своем кресте. Пророк поднял факел – пылающую ветку размером почти с Иммануэль. Он поднес огонь к ведьмам и поджег каждую из них по очереди. Сначала – Возлюбленных, Иаиль и Мерси, затем – ведьму воды, Далилу.

Иммануэль ощутила в горле кислый привкус, желудок скрутило. Гул крови в ушах на мгновение затмил улюлюканье толпы.

Последней ведьмой, сожженной в ту ночь, стала Лилит, и пророк не преминул воспользоваться моментом. Он поднял охваченную огнем ветку высоко над головой и воткнул ее ведьме меж рогов, как меч. В глазах пророка отражалось пламя, а на дне зрачков, казалось, тлели угли костра.