Сергей Кучерявый - Суд

Секретарь монотонно зачитывала заголовки формуляров настоящего дела, отчитывалась о явке присутствующих, и также кратко оглашала правила поведения в зале суда. Основной поток этой информации до меня долетал каким-то размытым эхом, я до конца ещё никак не мог привыкнуть, поверить, понять, что всё это происходит со мной сейчас и здесь, но некоторые слова всё же врезались в меня, оказывая внезапно пробуждающий эффект. В череде фраз, слов, имён я отчётливо услышал – адвокат.

– Какой к чёрту адвокат? – едва ли возмущение покинуло мои пределы, как рядом, буквально в метре от себя я обнаружил молодую женщину, это и был мой адвокат. Я робко стоял подле и растерянно смотрел на неё, мне всё ещё хотелось заявить, громко сказать, – какой адвокат? Вы о чём вообще? Я вижу этого человека впервые! – но я колебался. Я не ощущал почвы под ногами, мне явно не доставало сил, чтобы решиться и всё это произнести. Да и к тому же все мои сомнения и полное отсутствие памяти не придавали мне уверенности, – а может адвокат и в правду мой? Может она, действительно представляет мои интересы, будет отстаивать мои права и находится она рядом со мной с первого дня следствия, которого я тоже, к сожалению, не помню, – опять размышлял, всё больше и больше ощущая откуда-то извне то ли моральное, то ли физическое давление пологого характера на свою голову и плечи, от чего я ещё больше ёжился и, вжимаясь в себя.

Процесс начался незамедлительно. Прокурор сухо и негромко принялся за своё привычное дело.

– Итак, Орешников Данил. Тридцать семь лет. Обвиняется.., – он сделал небольшую паузу и продолжил, – уважаемый суд, перед началом слушаний по настоящему делу я желаю заявить о намерении изменить порядок слушаний. Ввиду того, что данное дело в себе содержит три достаточно непростых и объёмных эпизода, которые в свою очередь также неизбежно содержат в себе ещё ряд сопутствующих деталей, чтобы заранее не смешивать все обвинения в одно, я ходатайствую о том, чтобы мы вначале ознакомились с этими запутанными материалами дела, а уж после, когда всем будет всё понятно, то есть каждый шаг и каждый умысел подсудимого будет ясен, тогда я пространно и выдвину обвинения.

– У защиты есть возражение? – спокойно спросил судья.

– Нет, Ваша честь, возражений не имею, – учтиво ответила адвокат. В её интонации или в самой манере речи, в её внутренней энергетике отчётливо мне слышались слова мол, вертите как хотите, я всегда уверена в своих силах и мне никакие прокурорские ухищрения не страшны.

– Ну что ж, раз так всем будет удобнее и более того понятнее суть данного дела, прошу вас приступайте, – размеренно произнёс судья, вызывая в окружающих какое-то доверие к себе и одновременно какой-то незримый пиетет к его опыту и мудрости. Стукнул молоток.

– Благодарю, – в рабочей манере сказал прокурор, взял в руки и открыл одну из папок со своего стола, на котором был строжайший, педантичный порядок, что совершенно нельзя было сказать о столе адвоката, – итак, Орешников Данил, тридцать семь лет. Встаньте, пожалуйста, за трибуну.

Поверх всех неуёмных обращений в мой адрес регулярно звучали какие-то пояснения, формальности, они вроде бы уже и долетали до моего сознания, прежнее эхо теперь поубавило свои круги доступа, но всё равно моё восприятие продолжало быть размытым. Этот путь к трибуне был для меня такой шаткой тропой, каждая поступь отражалась совершенной нереальностью происходящего вокруг, и не смотря на то, что расстояние до назначенного места было около полутора-двух метров, мне же они казались тающей в бескрайности поля дорогой. Ранним, пронизанным вязкой сыростью утром я будто иду по этой самой дороге. Небо, закутанное в плотное одеяло облаков, совместно с клоками тумана трётся об мои очертания, безразлично одаривая меня внутренней, бесконтрольной дрожью. Они все также безучастно скрывают от меня любую возможность видеть не то чтобы горизонт, а хотя бы некоторые предстоящие мне шаги. И слова напутствия адвоката откуда-то сбоку, словно из бурьяна взлетающей птицей волной коснулись меня мол, говорите всё предельно откровенно, расскажите всё о своих чувствах, что вы испытывали тогда, откройте суду все те мысли, что были у вас, все те помыслы, всё, что двигало вами, всё предельно откровенно, это важно!

– Эпизод первый, – начал прокурор, – Данил расскажите, как и при каких обстоятельствах, вы познакомились с Екатериной Левиной.

Я даже не успел отпрянуть, не успел качнуть в сознании мимолётную тревогу на тему: «Что я мог такого с ней сделать? Да и когда это было вообще? Сколько лет то прошло?», как в голове незамедлительно, причём не лёгким призраком, а вполне ясным и дерзким голосом отозвалась Катя.

– Не Левина, мудила, а Лёвина!

Мне вмиг стало легче. Эта шалость воспоминаний, от которой я возможно даже поневоле улыбнулся, вселила в меня какую-то уверенность. Я, конечно же, откровенно не понимал с чем связан этот, по сути, лирический допрос, ввиду чего я охотно принялся рассказывать историю давно минувших дней.

Познакомились мы на сайте знакомств, что-то вроде анонимного чата. Мне двадцать шесть, я недавно вылетел с предпоследнего курса медицинского института, гастроэнтерологом я так и не стал. Обидно? Ну как сказать? Скорее больше нет чем да. Дело было так. Будучи ещё студентом третьего курса, я в качестве подработки устроился в фармацевтическую компанию и за несколько лет у меня в этой сфере всё как-то удачно сложилось. Я неплохо поднялся по карьерной лестнице, а учёба соответственно с каждым новым шагом всё дальше и дальше отходила на второй план. Вначале меня терпели, подтягивали, входили в положение, а предпоследний курс я вообще толком не посещал, до того момента мне всё время как-то везло, всё мне сходило с рук. На самом деле может и хорошо, что меня отчислили, а то какой бы вышел из меня врач? Катя тоже имела отношение к медицине, ей на тот момент было восемнадцать, и она кончала второй курс медицинского колледжа. Наше знакомство произошло весьма странным образом, хотя с другой стороны за свою жизнь я ни разу не встречал, ни одной пары, в которой сказали бы, что они познакомились как-то стандартно и однообразно, что в их истории не было никаких особенностей, запоминающихся обстоятельств, и вообще, что в начале пути у них не было ни единой придури в отношениях. Практически сразу, буквально спустя несколько фраз стандартных приветствий она скинула мне свой номер. Нет, меня это не насторожило, хотя ранее я уже не раз переживал неприятные моменты из-за некоторой своей доверчивости к людям. Как-то я проникаюсь ими что ли, как-то легко вхожу в круг их забот, вот вроде бы мгновение, и я уже участник абсолютно чужих дебрей. Не сказать, чтобы я прям вмиг вспыхивал и, становясь рьяным с головой уходил в рядом текущую жизнь, как знакомую, так и вовсе постороннюю, я просто умел по-докторски слушать и находился рядом. Оптимизмом от меня точно не пахло, но и кардинальных шагов я не совершал, я никогда не был решительным. Я ей тогда сразу написал в месенджере, не задумываясь совершенно ни о чём. Может я и сознательно желал притянуть к себе того, кто пожалуется мне на свои трудности, не из сердобольности уделить ему внимание, а скорее так, случайно и промеж дела, и как ни странно этот посторонний надрыв обязательно случался. Может, какая такая черта во мне и присутствует, вероятно, привитая Гиппократом, хотя вполне может быть, что эта нить судьбы является и моим врождённым качеством. Очень сложно акцентировано выделить в себе подобные составляющие душевной морфологии, скорее даже это мало возможно. Мне тогда хватило одного голосового сообщения от неё, чтобы я из своей привычной среды воображением скоро перенёсся в иное измерение совершенно незнакомого мне лица.