Юлия Тутова - Большая игра в маленьком городе. Том 1

— Ну что? Как настроение — в норме?

С такими словами улыбающийся Николай Левандовский бодрым шагом вошёл в свой кабинет, обставленный богато, но не безвкусно. Преобладающие и в декоре, и в предметах мебели золотистые оттенки охры делали комнату, может быть, чересчур «дорогой», но зато светлой и ещё более просторной, чем она была на самом деле. Стены украшали несколько картин–абстракций и гравюр. Наибольшее же впечатление производила хрустальная люстра — роскошное произведение искусства богемских мастеров. Николая Александровича уже дожидались несколько человек: его брат Игорь со своим заместителем Любовью Арефьевой, заместитель директора компании «Строй–Модерн» Андрей Бардин и редактор газеты «Салон» Неонила Виллард. Обычно в отсутствие хозяина в кабинет никто, кроме секретаря, не входил, но для Игоря делалось исключение. Он же привёл с собой и остальных, поскольку всех их связывала общая проблема. Гости, до этого момента пребывающие в подавленном расположении духа, поспешно натянули улыбки.

— По–всякому, — за всех ответил Игорь.

Будучи на семь лет младше брата, он выглядел полноватым, и полнота соответствовала его добродушному лицу. Николай Александрович, чуть выше ростом и худее, отличался чёткими чертами, жёсткой линией рта и волевым подбородком. В свои пятьдесят пять он не утратил классической мужской привлекательности, а обаяние, периодически вспыхивающее яркими искрами, усиливало этот эффект.

— По–всякому — это как? Неважно?

— У нас не было поводов веселиться, — с готовностью включился в разговор Бардин. — Но мы старались не впадать в уныние!

— Хорошо, хоть старались, — с лёгкой насмешкой заметил старший Левандовский. — А дамы что такие хмурые?

Арефьева промолчала, улыбаясь загадочно, как Мона Лиза, а Неонила сообщила:

— Да потому и хмурые, что у дамы, — она жестом указала на себя, — неприятные новости.

— Что ещё случилось? — Левандовский сел во главе стола для переговоров и принял серьёзный вид.

— Вот. — Неонила протянула ему газету.

Левандовский пробежал глазами ту страницу, которая была открыта, после чего сразу же вернул газету редактору.

— Я говорил вам, что писать, просто чтобы не молчать, не имеет смысла. Вот и подтверждение моих слов. Если хотите отвечать на выпады в свой адрес, то по делу и фактами. А рассуждать и читать морали — глупо. Я имею в виду, глупо в данном случае: Черняевым мораль до одного места, знаете ли.

С начала конфликта между Левандовскими и Черняевыми прошло восемь месяцев, и всё это время последние целенаправленно разжигали ситуацию. Война пока велась преимущественно на информационном поле. Главным оружием Черняевых была газета «Прожектор» — популярная ещё лет двадцать назад, когда писала о перестройке и вскрывала связанные с нею же проблемы общества (отсюда происходило и характерное для того времени название), а затем окончательно выдохшаяся и почти задаром выкупленная Виктором Черняевым — на всякий случай. Газета, главным образом, славила своего владельца, его полуживой завод, фермы и магазины. Однако когда коалиция с Левандовскими рухнула, «Прожектор» был срочно преобразован в боевой листок Черняевых, наполнившись оскорбительными заявлениями в адрес Левандовских и его приближенных. Примечательно, что после этого газета приобрела былую популярность среди той части горожан, которые видели в ней едва ли не единственный рупор правды, хотя именно правды там как раз и не было: из–за подтасовки и передёргивания фактов, намеренных искажений и манипуляций общественным сознанием.

В ответ Левандовские были вынуждены активно задействовать «Салон», учредителем которого являлся «Строй–Модерн». Для этого «Салону» также пришлось преобразоваться: прежде газета освещала городские события, светскую жизнь и публиковала материалы культурно–развлекательной тематики, теперь же к его ванильно–карамельному вкусу пришлось добавить остроты. Результат получился так себе. Изданию не хватало хлёсткой резкости — чего было в переизбытке у «Прожектора», — актуальности и злободневности: «Салон» будто всё время боялся уронить лицо, потерять напыщенное достоинство, продемонстрировать недостаточный уровень воспитания и ответить противнику в его же духе. Вместо этого редактор газеты выбрала поучающий, назидательный тон, едва ли не призывая команду «Прожектора» устыдиться своего хамства. И всякий раз получала в ответ ещё более ядовитые, разгромные либо издевательские заметки. Больше всего доставалось Игорю — его склоняли в каждом номере, зачастую по надуманным поводам: на данном этапе целью ставилось сделать мэра карикатурной персоной и объектом всеобщих насмешек. Второй по объёму негатива шла Неонила — частично из–за того, что именно она обслуживала интересы Левандовских, но в большей степени Неонилу травили, считая её «перевёртышем», ведь во времена союза двух семейств она сочиняла оды в честь Черняева точно так же, как и его «придворные» журналисты. На этом её и поймал «Прожектор», представив в одном из материалов сравнительный анализ написанного в настоящее время и годом ранее. Контраст был впечатляющий: Неонила почти в каждом слове противоречила сама себе годичной давности. Неделю же назад редактор по личной инициативе и вопреки позиции Николая Левандовского выступила на страницах своей газеты с отповедью из гнева, обиды и высокопарных фраз. Ответ ей содержался как раз в том выпуске «Прожектора», который она принесла своему шефу: на сей раз Неонилу высмеяли, назвав «салонной» барышней, а заодно и ловко ввернув фразы про древнейшую профессию и журналистику.

— В общем, этого и надо было ожидать, — подвёл итог старший Левандовский. — Зачем с ними объясняться?! Вести какие–то дискуссии!.. Подумать только — с кем?!

— Но Нилу оскорбили. Может, ей подать в суд, как думаете? — спросил Игорь. При посторонних, даже приближённых сотрудниках, они с братом всегда обращались друг к другу на «вы» и по имени отчеству. — За оскорбление достоинства.

— А какой смысл подавать в суд на бульварную жёлтую газетёнку? Привлекать к ней внимание, поднимать ей рейтинг? Много им чести. Мы уже ответили в газете, и что? К чему это привело?

— Так если не получается через газету, значит, надо ставить их на место через суд! — Неонила широко распахнула глаза и в возмущении едва не воздела к небу руки. Достаточно молодая — ей едва исполнилось тридцать, — она от природы была эмоциональна, а характерная для неё тяга к театральности только усиливала эту особенность. — Николай Александрович! Нам надо действовать! И судиться в том числе. Они ведь выиграли у нас суд за ту статью об их магазине! А ведь там и близко не было ничего такого, как в этой сегодняшней статье.