Марк Турбин - DOMINI ПАНЕЛЬ

В его крови гуляли все, кому не лень: и сибиряки, и британцы, и палевые, и серо-буро-малиновые, и Бог весть кто ещё, но рождён он был простой русской кошкой, простым русским котом. Отсюда даже возможно допустить, что прадедушку его, такого же дымчато-серого кота, мордастого и вальяжного, гладил по головке сам дедушка Крылов, сидевший, бывало, в жаркий полдень у распахнутого окна второго этажа будущей Щедринки, вежливо раскланивающийся с проходившей мимо публикой и коловший маленьким, красного дерева молоточком,

искусно поджаренные на чугунной сковороде, кедровые орешки. Всё может быть!

Мягкой серебристой шкуркой растянувшись на тёплой магистральной трубе и свесив с неё натруженные за ночь лапки, он сладко спал.

В подвале было темно и тихо.

…Кто-то, неизвестный в нём, крутил для него сны. Кадры кувыркались, меняли друг дружку. Сейчас ему снились тяжёлые, шаркающие ступни прохожих.

Но вот у самого носа Дивуара (официально это имя он получит у нас в конце романа, но применим мы его сейчас, из соображения удобства повествования), так вот, у самого носа Дивуара вспорхнул воробей, его лапы рефлекторно дёрнулись, и он проснулся.

Создатель! Какие странные характеры встречаются на Невском проспекте!

Н. В. Гоголь, «Невский проспект».

Антон молча указал девушке на кресло, покопавшись в сумке, достал свитер, накинул ей на колени:

– Грейся.

– Спасибо!

– Коньяк?..

– Нет! – чуть дрожа, прошептала незнакомка, – спасибо.

– Как знаешь, – пробормотал он, – а вот я выпью.

Чёрт! – воскликнул, тряхнув фляжкой, – выдули!

Девушка неуверенно взглянула на него:

– Я у вас ненадолго, я ещё чуть-чуть побуду и уйду, хорошо? – говорила она тихо, как говорит хотя и выздоравливающий, но ещё слабый, недавно перенёсший тяжёлый кризис, человек.

– Как хочешь… – равнодушно пожал плечами Антон.

– Вы понимаете, я… – её глаза, ещё хранившие следы недавно перенесённой бури, смотрели на Антона мягко и в то же время требовательно, – мне надо позвонить.

– Уж чего проще! – усмехнулся Тошка, – автомат за углом.

– Мне в Москву, – совсем по-девичьи, склонив набок голову, тихо произнесла она.

«Вот, только бантиков тебе не хватает!» – сосредоточенно копаясь в сумке, думал Антон.

– Так, это на Грибоедова, – сказал, подняв на девушку удивлённый взгляд. – Хотя… можешь слетать на Дворцовую, или на Московский.

– Только не вокзал! – чуть побледнев, дрогнувшим голосом воскликнула она, – а что, здесь совсем близко?

– На канале межгород, в железнодорожных кассах. Это рядом. Правда, там всегда очередь.

– Всё равно лучше на Грибоедова, – сказала девушка.

– Вы… Вы… проводите меня? – она так невинно посмотрела на него из-под смоляных своих бровей, что только и осталось ответить:

– Не вопрос.

– Только… – она смущённо улыбнулась, – у меня нет денег. Совсем.

«Скоро же ты нагружаешь!» – подумал он и уж хотел было съязвить по этому поводу, но, заметив в её глазах неожиданно больно кольнувшую его тревогу, вдруг тихо произнёс: – Ничего, найдём!

– Хорошо бы! – ободрилась она. – Я отдам! Я обязательно отдам. Как только…

– Конечно, отдашь! – прервал её заверения Антон. – Ты лучше скажи: чего это они в тебя так вцепились, эти пехотинцы? Здесь, в серебряных рядах, всякое бывает: иные чуть верхом на иностранцах не ездят. Бывает, клея нюхнут, орут во всё горло, бузят, но, чтобы издеваться, так откровенно!..

– Не знаю, – недоумённо пожала плечами она, – наверное, сумку хотели отнять. А что?

– Сумку? – насмешливо прищурился Тошка, – а ты, вообще, в курсе, что недурна собой? Я бы сказал, до неприличия.

– Спасибо, конечно! – вымученно улыбнулась незнакомка. – Хотя, Ваше «до неприличия», признаюсь, жутковато звучит!

– Ну, да, жутковато, – согласился Антон. – А для щеглов это, может, единственная возможность выпендриться. Да ещё перед такой!

– Перед какой «такой»?

– Я уже говорил… да к тому же одна! Тебе бы с янычаром каким ходить, чтобы два метра ростом и с саблей наголо.

– А я вот, с Вами! – неожиданно задорно улыбнувшись, сказала девушка, – уже не одна!..

– Господи, – покачал головой Тошка, – какие же вы все!..

– Дуры? – поспешила закончить его фразу незнакомка.

Вместо ответа, протянув ей руку, он вежливо представился:

– Антон.

– А я, всё-таки, Марселина, – она мило улыбнулась и вложила в его ладонь свои тонкие, обжигающие холодом, пальчики, – можно просто Марси.

– Красиво! – усмехнулся Тошка, – но отчего же не Диана?

– Она собака на сене, – явно повеселев, отвечала она.

– Зато ей достался Отавио, – улыбался он.

– Она эксплуататор.

– Ух ты! Выходит, ваш папочка ортодоксальный коммунист? – Антон вдруг почувствовал, как стремительно глупеет: «Господи… какой «папочка»? Что я несу?..»

– И мамочка тоже, – тряхнула кудрями девушка. – А вы ещё и прозорливы, – по-детски ехидно добавила она.

– Нисколько!

«А она быстро восстанавливается, – отметил про себя Антон, – уже неплохо!»

– Скажите, а вы талантливый художник? – в глубине черничных глаз Марселины вдруг заплясали озорные девичьи смешинки.

– А вам знакомы не талантливые? – улыбнулся в ответ Тошка.

– А вы всегда отвечаете вопросом на вопрос? – с интересом глянула на него она.

– Нет, – отвечал он, – только когда меня провоцируют.

– Так выходит, я вас провоцировала?

– Выходит.

– И на что же я вас, по-вашему, пыталась спровоцировать?

– Глупо объяснять провокатору цели и методы его же провокации, – весело ответил Антон. – И, давай на «ты», – сам я редкий нахал – всё делаю без спросу.

– Ты ничего так, приятный нахал, – улыбнулась в ответ Марси.

– Польстила, ничего не скажешь! – рассмеялся Антон.

– Это за «недурна собой»!

– Ты ещё и мстительна?!

– Это кроме того, что я дура?

– Твои слова, – язвительно заметил художник. – И отчего ты всё время дрожишь? – он давно заметил странный, изредка, будто волнами, накатывающий на девушку озноб. – Ты не больна? Может, у тебя жар?

– Нет-нет! – она испуганно замахала рукой, – никакого жара! Всё нормально! Со мной бывает! Не обращай внимания!

Неожиданно, громкие восклицания девушки были прерваны высоким, блеющим дискантом дяди Казимира: