Марк Турбин - DOMINI ПАНЕЛЬ

Дом принял Дивуара довольно холодно, как говорится, без реверансов: получив увесистый пинок под хвост, он мигом понял поставленную перед ним оперативную задачу и с места в карьер кинулся в бой с обнаглевшими от беззакония мышами. Война была короткой, но беспощадной: через пару дней он уже праздновал победу – ушли даже крысы.

И зажил….

А в избе Терентия чистота, порядок, печь в изразцах, хозяйка ласковая. И всё герою дозволено.

Жизнь пошла!..

И, то ли от нечего делать, то ли от ненасытности или шкодливости своей, начал, шельмец, коз сосать: с утра заплывёт в овин, приметит какую козу, нырнёт, ей под вымя и сосёт, чуть не треснет, потом раскинется на соломе и дрыхнет… и так сладко! Ну а когда мух начал ловить, слава о делах его покатилась по окрестным улицам и проулкам. Хозяйка уж не знала, что и делать с негодником: кругом коты как коты, а этот насосётся молока, выспится всласть и давай скакать как полоумный. И раскушал-то он их походя: махнул лапой масла из кринки, а там муха. Чёрная, жирная. И началось…! Прыгал до одури. Однажды коготком за тюль зацепился, а дело было на кухне и вместе с треснувшей занавеской окорочками своими на разделочную доску и сел, ну та и поехала: на скалке лежала. Так с комфортом в громадную кастрюлю с дрожжевым тестом и въехал. Хвостовой своею частью. Хозяйка забегает,

а из опары котова башка торчит и тюль на ней, венцом, как у невесты. Глаза выпучил…!

Вынули, конечно… Вид - даже скотный двор не признал паразита. Индюки чуть насмерть не заклевали, козы шарахались, как от бодливой коровы. К вечеру хозяйка сжалилась – выстригла крупные комки теста из его шерсти, и стал он совсем нехорош: весь в сосульках, в плешинах, прямо пёс шелудивый!

Дивуар тогда чуть с тоски не помер, был бы человеком, удавился. А хозяйка всё поглядывала на любимца своего и ласково так приговаривала: мухолов ты наш несчастный, козосос-то сраненький! Звали его тогда Василием, это у нас он Дивуар.

Через пару дней посадили Ваську в лукошко - и в город. Там, на вокзале, сбежал…

Белёсый, с широким веснушчатым носом сержант методично тыкал в Антона мягким, словно подушка, кулаком и по-ребячески грозно рычал:

– Где валюта? Валюта, спрашиваю, где?

– Валюта? – тяжко кряхтел Антон.

– Валюта! – тяжко сипел потный блюститель порядка.

– Какая валюта?! – шипел Антон.

– Баксы! – хрипел экзекутор, – валюта.

– Господи! – зашёлся в густом кашле Антон. – Вы хотя бы с обыска начинали! Чего сразу колотить? Где презумпция? Логика, гуманизм! Где понятые?

– Будет тебе и логика, и гуманизм тебе тоже будет, – бурчал, орудуя кулаками, сержант.

– У нас правовое государство, товарищи! – получив очередной удар под дых, взвизгнул художник, – сам по радио слышал!

Капитан повернул к Антону большое лобастое лицо:

– Диссидент, что ли? – и, не услышав ответа, удовлетворённо произнёс: – А ну, добавь-ка ему ещё, Лёша.

– Он ещё, сука, учить нас будет! – обиженно сопел Алексей, но темпы избиения почему-то снизил: – Где валюта, спрашиваю!?

«Подустал, бедняга», – подумал Тошка. – Валюта, валюта! –нервно поджимая к животу колени, повторял он, – валюта, где же ты? Ага! Вот! Знаю! – вскричал вдруг, – знаю! Поехали!

– Куда?! – дружно ахнули милиционеры. Жирные глазки капитана горящими стрелами вонзились в беззащитное тело Антона. Даже водитель Газика обернулся, отчего фуражка его съехала набок, а машина пьяно вильнула задом.

– Адрес, быстро! – хрипло пролаял капитан. Антон держал паузу.

Держали паузу и блюстители порядка. Напряжение нарастало. И вдруг во всю мощь голосовых связок Тошка заорал: – В сбербанк Союза ССР! Я точно знаю: там есть!

– Ах ты сука!.. – удары посыпались на него с новой силой.

«Менты явно не местные, похоже командированные и по морде не бьют, значит, выпустят, – с надеждой думал Антон, вновь и вновь получая тумаки. – Найдут, не найдут, а выпустят. Главное, чтобы Марселина не исчезла».

– Вот! Только деревянные!.. – протягивая капитану советские рубли, уныло произнёс сержант.

– Я же говорил, в сбербанк! – с трудом скрывая накатившую радость, бурчал, поправляя на себе одежду, Антон, – а вы сука, сука!..

– Да пошёл ты!.. – незлобиво откликнулся сержант.

– Ну, Свисток! – зло протянул капитан, – сволочь мелкая!

– Вроде взрослые дядьки, а на какого-то щегла повелись! – с нескрываемым ехидством проговорил Антон, – и зачем сдаёте – чтобы от меня отгрёб?

– Молчи уж, умник! – оборвал его милиционер и, уже обращаясь к водителю, ласково добавил: – Витя, на Литейном останови. Столько времени зря потратили! Тут дел по бакенбарды!..

Машина, свернув с Невского и проехав ещё метров сто, резко затормозила.

– Выметайся, Пикассо! И чтобы больше я тебя не видел! Давай, я сегодня добрый, – сержант стоял у открытой двери милицейского Газика. – Ты понял?

– Я понял, ты добрый, деньги верни! В кабине весело зареготали:

– А за проезд?

– Не жирно?

– Не жирно! Всё по тарифу! И, значит, так: дуй отсюда, а то обратно полезешь!

Антон молча развернулся и зашагал по хрустящему, подмерзающему снежку к Невскому проспекту.

Любовь, что и понятно,

В ущерб себе не раздаёт наград бессчётно и бесплатно.

Мигель де Сервантес Сааведра.

И, всё-таки, она

его

настигла.

Завертела,

закрутила, понесла

по

чердакам,

подвалам,

подворотням.

Он встретил её, как и всё происходившее в его насыщенной приключениями жизни случайно, нос к носу: она была рыжей и далеко немолода.