Ник Никсон - Жажда. Тёмная душа

– Блокада сильно проредит Кольцо, в первую очередь это коснется коробейников и сталкеров, вымрет Гум.

– Все они предатели! Вот и поплатятся, – Губернатор поднял стакан с водой, повернул на свет лампы. Посмотрел. – Чтобы котел работал, его время от времени нужно очищать от золы.

– У меня плохое предчувствие. Что-то надвигается…

– Только не начинай. В последний раз, когда у тебя было плохое предчувствие, я спалил кучу ресурсов на поиски того пацана, а нападение тварей так и не случилось. Где новый апокалипсис, который ты обещал? Мы победили.

– Сила, о которой я говорю, будет намного хуже тварей.

– Не повторяй ошибок Маметова – не иди против меня. Обеспечь блокаду. Гарднер отключать в последнюю очередь, только когда мы пополним продуктовый склад.

Губернатор подошел к окну, взглянул на эшафот. Деревянный пол был красным от несмываемой крови.

– Ты пропустил последние казни, – сказал он.

– Не нахожу их эстетическими.

– Убийства – твоя специальность, – Иван Иванович обернулся. – Или дело в слабости? Мы оба знаем, кто сидит в одной из камер.

– Его отца давно нет.

– Но есть ты, и есть он. И этого не исправить. Позволь и мне дать свое предсказание. Его можно использовать во благо Кремля.

– Нет.

– Так мне повесить его в следующий раз?

– Как посчитаете нужным.

– Твой голос дрогнул. Ты сомневаешься. Поговори с ним. Я верю в хорошую наследственность, а сейчас нам как-никак нужны надежные люди.

Чекист направился к двери.

– Пусть люди увидят покаяние грешника, посмевшего выступить против Губернатора.

***

Опер превратил стол Бати в поминальный алтарь. На столе стояла фотография тети Оли в разбитой рамке со следами кровавых отпечатков – перед смертью Батя держал ее в руке – и поврежденная от пуль радиостанция. На спинке кресла висела старая армейская куртка, которую Батя в день штурма надел впервые после Катастрофы, в ней и погиб. Опер предлагал поставить в кабинете прозрачный саркофаг с телом бывшего главы Мида, чтобы «потомки могли отдавать ему дань даже через сто лет», однако Горский заявил, что для мумификации не обладает ни навыками, ни специальными препаратами. «Через месяц он превратится в разлагающийся кусок мяса». В итоге от идеи отказались. Батю похоронили недалеко от центрального входа, на могиле установили сваренную из останков подбитой техники противника стелу, напоминавшую силуэт человек с вытянутой перед собой рукой.

«Символ движения в будущее».

Рабочий стол Опера находился в стороне от стола Бати и был подчеркнуто меньших размеров.

«Я принимаю на себя обязанности главы Мида, но истинным главой и основателем общины навсегда останется Батя. Он погиб за наше право – жить. Я преклоняю голову пред ним, клянусь чтить его память и гордо нести знамя Мида в будущее, которое он нам подарил».

– Знаешь, какова была цель объединенной армии? – спросил Опер, косясь на Батин стол. – Им не нужно было здание, наши припасы, они хотели стереть нас с лица земли. Они не ожидали, что мы дадим отпор, не ожидали, что выстоим. Мы живы благодаря подвигу героев, поэтому чтим их имена и никогда не забудем их великую жертву. И как ты распоряжаешься их наследием? Нарушая дисциплину, игнорируя прямые приказы. Что бы сказал Батя на это?

Не тебе говорить от его имени, подумал Витька.

– Я сказал привезти двигатель и возвращаться. Что из этих слов тебе было непонятно?

– Водовозки не было…

– Воду доставили бы утром.

– Я действовал по ситуации! Люди хотели пить!

– И что, попили? – Опер резко встал. – Теперь у меня пятьдесят семь ртов, умирающих от жажды. Люди на грани.

– Не я их до этого довел…

– Не ты, значит…

– Глава Мида принимает решения – куда тратить, куда ехать и какие заказы брать. Он и отвечает за последствия.

Опер усмехнулся.

– Ты прав. И именно я пойду сейчас и скажу людям, что воды не будет. Они спросят почему, я отвечу, что сталкер Дорожный нарушил мой приказ, поставив на кон свое эго и их жизни, и провалился. Что они по-твоему ответят?

– Что Батя до такого никогда бы не довел.

Опер затушил сигарету, выкинул бычок в ведро, затем перевел надменный взгляд на Витьку.

– Ведь ты делаешь это нарочно. Скажи, ты действительно готов на все, даже на жертвы мидовцев, лишь бы мне отомстить? Я объяснял тебе сотню раз, сделаю еще раз. Пока ты был на другой стороне, мы здесь проливали кровь за каждый метр. И когда появился шанс закончить войну, я им воспользовался.

– Ты отдал им мою девушку! – сквозь зубы процедил Витька. И тотчас испытал уже такое привычное чувство болезненной обиды.

Выбора у запертых в блокаде Мидовцев не было. Если бы они не отдали Гарднеру Эли, разъяренная армия Агронома не оставила бы от Мида и камешка. Но Витька отказывался принимать это. Опер забрал у него любимую, и ни один аргумент «за» не находил отклика в стонущем от тоски сердце.

– Я сделал выбор в пользу своих, – ответил Опер. – Когда ты его сделаешь?

Витька множество раз пытался проникнуть в Гарднер, чтобы выкрасть Эли, но все попытки закончились неудачно. Ночами напролет он вел наблюдения, строил все новые планы проникновения. Опер, правдами и неправдами пытавшийся восстановить отношения с Гарднером, ни за что не одобрил бы этого, приходилось действовать втайне. Заинтересовавшись тем, куда постоянно пропадает его напарник, Ромка однажды проследил за Витькой. Пришлось все ему рассказать.

«Я помогу тебе вернуть ее».

У двоих шансов на успех было больше. Витька согласился. Подкоп под забором сделали в тихом и безлюдном месте. В это время в главном здании проходила служба, и они надеялись остаться незамеченными. Но все это оказалось ловушкой – охранники устроили засаду и ждали их. Началась погоня со стрельбой. Витьке снова чудом удалось выскользнуть без единой царапины, а Ромке не повезло. После взрыва гранаты его задело по касательной осколком камня.

– Мидовцы великодушно приняли тебя назад после всего, что ты сделал…

– И я отработал. Мы все выжили только благодаря воде, которую я привез из Королева. Или забыл?

Опер вновь взглянул на стол Бати, будто спрашивая его одобрения, кивнул.

– Я ничего не забываю. Каждый из нас исполнил свою роль. Кто-то спасительную, а кто-то…

– Значит, дело снова в Кобальте… Ты все еще мстишь ему через меня. Запомни, я – не он. Да будь он жив, я бы сам пристрелил его.

– Он разрушил все, что мы создавали пятнадцать лет! Предатель, дезертир, убийца. Кровь каждого из защитников лежит на его руках.

– Я устал тащить на себе груз его вины, – Витька прервался. – Слушай, я знаю, что накосячил, и хочу все исправить. Дай машину и десять литров соляры, я привезу топливо.

Основные хранилища топлива располагались на севере Кольца. Запасов там, по самым скромным оценкам, на три года бесперебойной работы водоустановок Кремля. Была только одна загвоздка – хранилища контролировались бандой Акилы Серого, бывшего воеводы Гортранса, жестокого и беспринципного человека, для которого не существовало понятий морали, человечности и справедливости. Проехать к хранилищам без ведома урок Акилы – задача сложная, а уж выбраться оттуда с полным баком топлива – почти неподъемная. Но другого выбора у Витьки нет. В закромах Акилы полно медикаментов, которые урки стащили с военных складов и ныне сбывают по космическим ценам. Там наверняка есть и необходимые для Ромки препараты.