Мария Дит - Ты здесь чужой

Своему бывшему я верила, но как бы и не вполне, однако, факт, что он слишком много знает, меня и насторожил…

…Нелепо, но спустя годы мне все труднее вспоминать лицо Криса – черты словно тают, и все попытки удержать их в памяти дают только бледное подобие. Зато я помню огромный зал и нас двоих под куполом…

Мы встретились в пустом недостроенном вокзале. Мой первый парень сказал мне, что с дурью давно завязал и у него все лады. Что работает на владельца «Акэти Энртерпрайзис», в общем, на хозяина, по сравнению с которым мой Артис – обычный бандит. Еще Крис сказал, что все еще любит меня и хочет спасти, хотя и понимает, что со мной сделали. Нет, конечно, ему не все равно, и он охотно бы отомстил, но моя переменчивость по части вертикальных зрачков и внезапно прорезавшихся когтей, это очень даже интересно…

Если Крис врал, то красиво врал.

Боюсь все же, что именно врал.

По его словам, стоило лишь согласиться – и ждали меня новые документы, и новая жизнь, и никакой больше крови, и его, Криса, любовь-морковь. Я вдруг подумала – а почему бы нет… Новый Крис был хорош, свободный и раскованный, со светлыми волосами и чуть нахальной улыбкой, загорелый, дорого одетый. Мне вдруг захотелось удрать с ним, не оглядываясь, не оставляя ничего интересного за спиной. Чтобы поддержать марку, я медлила, через цельное, во всю стену стекло рассматривала силуэты двух вертушек и плела Крису что-то о трудном выборе (уже понимая, что согласна).

В этот момент полыхнул взрыв, и острые осколки стекла полетели веером. Это, мать ее, сработала ловушка.

Я успела прикрыть руками лицо, потом упала на колени. Мои руки опалило огнем, из кожи торчали острые осколки. Крис захрипел от боли, его ноги превратились в кровавое месиво… Он, вроде, просил его не бросать, но у меня началась полная трансформация в рептилию, а это не способствует сообразительности. В общем, Крис так и умер у меня на руках, или на когтистых лапах, но я даже в этом не уверена, потому что память будто подернулась туманом.

Так я и сбежала от Артиса – зализывая раны, щуря вертикальные зрачки на закат, и не потому, что очень уж хотела, а потому что поняла – иначе мне конец.

С того дня момента миновало уже четыре года. Мне стукнуло двадцать пять, я все еще в бегах, в чужом мрачном городе. Недавно переделанные фальшивые документы очень хороши – настолько хороши, что позволили устроиться в местную охрану, что-то вроде муниципальной полиции. Ирония вышла неплохая – я тут ловлю такую же шпану, какой сама была в ранней юности. Артис наверняка не успокоился, и гулять приходится с опаской. Вчера вечером возле подъезда меня встревожила облаченная в черную кожу девица. То, что блеснуло у незнакомки в руке, показалось мне пистолетом, но это был только смартфон. Когда к девице подъехал парень на байке, сделалось еще хуже – мои когтистые пальцы уже искали оружие, нижние клыки оттопырили губу. В таких случаях не знаешь, что лучше – глядеть во все глаза или стеснительно прятать лицо.

По счастью, парочке на меня было плевать. Подружка байкера уже карабкалась на заднее сиденье, потом обняла парня покрепче, и он придавил газ…

Оставалось только выдохнуть и вдохнуть. На этот раз ложная тревога.

Я побрела в свою убогую квартирку, решив больше не нарываться. Темнело тут по-южному быстро. Старая стена соседнего дома оказалась вся заляпана свежим граффити. Пожарную лестницу оплел настоящий дикий виноград, частично облагораживая сцену разрухи. В этом вся суть Элама – еще красивая местами оболочка и сердцевина, пораженная гнилью.

Утром, на службе, мне пришлось отчитываться перед незнакомым инспектором безопасности. Инспектор выслушал доклад, снизошел до короткой речи о стратегических задачах, а потом выдал мне, будто ценность, файл с ориентировками на местную третьесортную шпану.

Зато командир у меня оказался основательный и категоричный мужик.

– Я краток, дочка. Людей у нас мало, поэтому берем почти всех, и все-таки… порою ты резковата, биография твоя – темновата, а потому сходи-ка на гражданский тест и проверься на лояльность, иначе тебе доступа к документам больше не видать, и вообще, все мозги за…, в смысле, будет волокита.

– А если провалю?

– Только попробуй нагадить, всерьез пожалеешь. А я пока даю тебе старт и свободный вторник в придачу…

Они собирались влезть в мое подсознание, но я не возражала. Нате, пожалуйста, получите ведро дерьма. Лояльность городу проверить хотите – ну, проверяйте. Вся моя, обращенная на Артиса нелояльность, к городу отношения не имела, да и все равно значила не больше, чем прошлогодний снег.

Центр тестирования – одинокое здание посреди площади Госалы. Фасад у него без окон и без архитектурных изысков, зато датчики исправно отреагировали на мой приход и дверь ушла в стену.

– Вытирайте обувь о стерилизующий коврик. Оставьте вещи и верхнюю одежду в контейнере.

Со мною явно разговаривал автомат. Куртку я стащила, уложила, куда надо, и осталась в футболке. Вокруг – ни души и почти идеальная чистота.

– Закрепите шлем ремнем у подбородка.

Устройство связи с машиной полностью закрыло лицо, изображение всплыло перед глазами.

– Даете ли вы предварительное согласие на прохождение теста Госалы?

Голос у Машины оказался мягким и вкрадчивым, дублирующая строка объемного текста, сверкая гранями, вылезла из пустоты.

– Отдаете ли вы себе отчет, что предложенные вам тестовые испытания способны причинить вам моральный, а также физический дискомфорт?

– Да.

– Мы не отвечаем за возможный ущерб вашему сознанию. Вы подтверждаете свое согласие, несмотря ни на что?

– Да начинай уж, машина…

…Он (она? оно?) стартовало жестко. Я оказалась на галерее смутно знакомого, богато обставленного дома – растерянная, оглушенная треском стрельбы. Дяди в дорогих костюмах, похожие на киношную мафию, вовсю отстреливались от полицейской группы захвата короткими и длинными очередями. Я попыталась вникнуть в события, постепенно вживаясь в это мираж. Трансформация в иллюзорном мире, слава богу, не наступила. Ствол в руках оказался неизвестной модели, на теле, как в шутере, облегающий костюм из эластичного волокна, а поверх – легкий бронежилет. Командный компьютер бойко гнал информацию на экран шлема. Пули выбивали каменную крошку из стен, наглядно намекая, что если я сниму шлем, то получу удар по башке.

В центральную зону моя полицейская группа прорывалась с боем, этот, второй зал прятался где-то за поворотами галерей, но я странным образом видела, что там происходит.

Мужчина (высокий, прекрасно сложен, в осанке высокомерие и уверенность) откинул полу дорогого пиджака и привычным движением вынул пистолет. К нему жалась некая роскошная брюнетка в вечернем платье и с точно таким же, как у мужчины, стволом. Галерея закончилась. Я ворвалась в зал, и тут определитель «свой-чужой» отключился из-за неразрешимой задачи: я глядела на Артиса и на его брюнетку – свою собственную идеальную копию.