Анастасия Хатиашвили - Лучшее, чего у меня нет

Кто еще? Может, Нина? Девушка, которая с детства была безумно влюблена в Зазу. Он с ней тоже дружил. Может, разыскать ее? Хотя тоже не похоже, чтобы Нина была способна на такое. Недавно она вышла замуж за человека довольно жесткого и консервативного. Троих детей ему родила почти одного за другим. Где ей заниматься письмами Зазы?

И вдруг меня озарило. Отец Матэ. Точно. Ошибки быть не может. Это отец Матэ. Священник из нашего с Зазой детства. Его, обладателя просто неземного, божественного голоса, настоятель нашей церкви и руководитель хора, в котором мы с Зазой пели, как-то пригласил в Тбилиси всего на один вечер. Не помню, что это был за вечер. В церкви тогда собрались только наш хор и совсем немного паствы. Отец Матэ пел, как всегда, закрыв глаза. И это были прекрасные песнопения. Мы не могли оторвать от него глаз. Не просто потому, что он был нескромно для священнослужителя красив. Нет, отец Матэ был не похож ни на одного священника, с которым мы были знакомы. Когда он увидел, что мы после окончания службы с Зазой уединились и вместе намылились куда-то, он подозвал нас и сказал:

– Впервые слышу такие сильные мальчишеские голоса. У тебя, Заза Сария, необыкновенный по чистоте и глубине первый голос. А у тебя, Торнике Накашидзе, бархатный второй. Берегите их. Даже если вы не станете певцами (к чему я вас не призываю, главное, будьте людьми), пойте иногда. За столом, на природе, когда вам будет весело или грустно, просто, когда захочется или когда не найдете нужных слов и решений. Не стесняйтесь. Поющий мужчина – это красота. Помните это. И приезжайте ко мне в монастырь Джумати. Я научу вас еще кое-чему. Я не просто так, ради приличия говорю, правда приезжайте. Прям этим летом.

И мы правда поехали в Джумати. А потом еще один раз, и еще. И то, кем Матэ стал для нас с Зазой, то, как он сам нас полюбил всем сердцем, вдруг позволило мне подумать, что эта личность, во многом для нас еще не разгаданная, могла бы помочь Зазе в этом неординарном деле. Уж очень отец Матэ был многогранен как человек и непредсказуем как священник.

Таксист остановил машину в незнакомом мне месте. Местные жители шумно, прямо у обочины призывали проезжих приобрести мясо, вино, чачу, самодельные ликеры, чурчхелу, лаваш, сыр, орехи, семечки и сухофрукты. Водитель вышел набрать воды из бьющего из скалы источника. Я купил горячего лаваша с сыром и вареную кукурузу. Когда вернулся к машине, хозяин мерседеса курил у открытой двери.

– Ты друг Зазы? – спросил он, прищурившись.

Я откусил сыра с лавашем и кивнул.

– Заза был отличным парнем…

Я серьезно посмотрел в его черные глаза. И понял, что про смерть Зазы знают все, кроме его отца.

– Он очень сильно любил отца. И сделал главное – простил его. Он просто принял его таким, какой Акакий есть. А это большой поступок. На это немногие способны. Единицы, если на то пошло.

Он протянул мне бутылку с водой из источника. Я осторожно сделал глоток холодной воды. Весь оставшийся путь мы с водителем проговорили. В Тбилиси я приехал около полудня. У моей двери, на коврике, я нашел второе письмо от Зазы. Я сделал глубокий вдох, вошел в квартиру, поставил на пол гостинцы от отца Зазы и поспешно открыл письмо.

Такие же три мелко исписанных листка и фотография. На ней вновь Заза. Я впервые видел его таким умиротворенно спокойным. Он сидел на кресле-качалке с какой-то девушкой. Их ноги были укрыты сиреневым пледом. Заза смотрел в объектив и улыбался. Его рука крепко обнимала сидящую рядом за плечи. Девушка в объектив не смотрела. В руках она держала чашку, может, чая, может, кофе, а может, еще чего-то покрепче.

На Зазе были свитер и шарф. На девушке – какой-то вязаный кардиган. А на шее блестел красивый кулон в виде маленького ключа. На руках были черные перчатки с обрезанными пальцами. Она смотрела куда-то в бок и таинственно улыбалась.

Это был тот самый балкон, о котором Заза говорил мне в первом письме. На обратной стороне написана дата. Странно, день совпадал с тем днем, когда мы впервые с Мзекалой сильно поссорились. Был март, мы играли в боулинг с друзьями. Накануне Мзекала рассердилась на меня из-за какой-то чепухи и в тот день весь вечер раздражала меня, флиртуя с моими друзьями. Я разозлился и бросил ее в том боулинг-центре.

В пальто и ботинках я уселся на диван, краем глаза посматривая на фотографию. Вдохнув в легкие нужное количество воздуха, я принялся читать письмо.

"Привет, брат! Я уже соскучился, Токо! Хочу тебя поздравить. Ты сделал это. Взял отпуск и повидался с моим отцом. Я надеюсь, ты не слишком расстроился? Пойми, Ток, я не мог ему сказать. Он только обрел меня. Я знаю, может, со временем ему кто-то и расскажет. Если уже не рассказал… Но моих писем хватит еще лет на десять. Знаю, знаю, это так глупо. Так по-детски. Точно не по-взрослому. Но кому нужна эта нудная взрослая жизнь? И, Токо, друг, не смей меня осуждать. К счастью, ты не был на моем месте…

Ладно, давай не будем о грустном. Ближайшие годы Акакий Сария будет получать ежегодно по одному письму от меня и по одному подарку в день рождения. Прими это, как принимал все, что я творил, пока жил. Ведь не всегда найдешь объяснение тому, что, черт, так сильно хочется сделать в жизни.

Токо, я сейчас скажу ужасную банальщину: жизнь очень короткая штука. В моем циничном случае просто мегакороткая, просто непростительно, мать ее за ногу. Так что не слушай никого и всегда делай только то, чего хочешь именно ты, а не кто-то другой. От чего глаза сверкают и в животе приятно. Да и ты плохого не захочешь, поверь! Я знаю тебя, как облупленного.

А теперь налей себе бокал вина, которое подарил тебе мой отец. Оно шикарное. Он хранил его для меня. И послушай, что я тебе расскажу".

"Жуткий провидец", – подумал я и отложил письмо. Снял с себя всю одежду, забросил в стиральную машину и включил ее. Потом надел на себя домашний спортивный костюм. В холодильнике было пусто. Я налил привезенного из Гурии вина и положил на поднос остатки хлеба с сыром. Усевшись на диван, еще раз внимательно взглянул на Зазу с незнакомкой на фотографии. У нее был прямой и немножко крупный нос, чувственные губы и красивые глаза. Из-под пледа выглядывали ноги в джинсах и кедах.

Внимательно рассмотрев незнакомку, я отложил фотографию рядом на диван и продолжил читать.

"Токо, во-первых, я благодарен тебе, что ты не считаешь все это пустой и безумной затеей. Нет, естественно, ты именно так и считаешь. Но, тем не менее, ты поехал к моему отцу, передал ему привет и, короче, ввязался во все это. И, я надеюсь, что Акакий не очень грустит. И что он не плакал. Я никогда не хотел бы, чтобы он, вспоминая меня, плакал. Так что и ты не увлекайся этим делом, брат".

Я сглотнул наметившийся в моем горле комок и продолжил читать.