Анастасия Хатиашвили - Лучшее, чего у меня нет

И я отдался этой последней моей любви до конца. За что прошу у тебя прощения. Потому что Нелли Мания – это женщина, созданная для тебя. Иначе ты бы ей не снился. Я в этом абсолютно уверен. И поэтому на твое имя сегодня выслан еще один денежный перевод. Немедленно покупай билет и езжай в Гамбург. Если я не ошибаюсь, Нелли еще здесь и ждет тебя.

P.S. И, напоследок, одна маленькая просьба: просто доверься мне и сделай, как я прошу. Не заговаривай с ней первые три дня. Ни слова".

Я опустил письмо на колени и уставился в окно. Все показалось мне сущим бредом, адской галиматьей, от которой сводило рассудок. Какая-то Нелли Мания, когда-то моя соседка по району, в Гамбурге видит меня во сне и любит Зазу до последних дней его жизни. В то время, как она создана любить меня.

Я посмотрел на фотографию и потрогал ее изображение. А, может, это чья-то злая шутка? Может, кто-то захотел меня жестоко одурачить. Может, это Мзекала мстит? Но за что? Ведь уйти было ее решением.

Я допил вино, доел хлеб с сыром и все равно почувствовал резкий голод. Желудок был пуст. Часы показывали половину первого. Я открыл холодильник. Две луковицы, три зубчика чеснока и чуть увядшая зелень. На столе лежали гостинцы от Акакия Сария. Я решил сварить лобио. Долго ждать, но почему-то очень захотелось лобио. Мзекала варила мне его, когда я ее просил об этом. Поставив лобио вариться, я вернулся в комнату. Широко открыл окно в комнате и прикурил сигарету. Потом затушил ее и достал из шкафа сигару, зажег и довольно затянулся.

Вновь взяв фотографию Зазы, я подумал о Нелли Мания. Заза был прав. Однажды, когда мы проводили с ним лето на море, я рассказал ему, что мечтаю встретить девушку, не обязательно классически красивую, но сексапильную. Чтобы я желал ее каждую минуту, когда она смотрит телевизор, ходит по дому полуголая или читает книгу. И чтобы на нее посматривали другие мужчины, а я был бы спокоен, потому что был бы в ее голове, а она – в моей. Чтобы она любила, к примеру, драмы Бертолуччи, хотя бы раз в своей жизни прочитала бы что-то из Достоевского и получила от этого удовольствие, чтобы занималась интересным делом или имела хобби. Чтобы удивляла, умела рассмешить меня и была способна на сильное чувство.

И вдруг я задумался: почему же тогда я влюбился в Мзекалу? Ведь она была абсолютной противоположностью моей девушки-идеала. Мзекала увидела меня в то лето, в Батуми и сразу влюбилась в меня. Не в Зазу, как все девушки, а в меня.

Единственная и избалованная дочь богатых родителей, она привыкла получать то, что хотела. Мзекала была яркой, красивой, стильной. И именно это меня сначала отталкивало. Но она не отступала, каким-то удивительным образом смогла заставить меня ухаживать за собой, привлекла к себе, сразу познакомила с родителями, родственниками и лучшими подругами и спустя некоторое время просто переехала ко мне.

Потом до меня дошли слухи, что Мзекала сделала на меня "джадо" – так в Грузии называют любовный приворот, который делается на объект, любовь которого хочешь к себе вызвать. Обычно это совершается с помощью специальных молитв, атрибутов, а иногда волос, вещей, личных предметов – носителей информации о человеке. Но я не верил в этот бред и все больше в нее влюблялся. Хотя не мог объяснить, что меня в ней притягивало.

Может, то, что Мзекала было немногословной, а я любил тишину. Или то, что она часто и во многом со мной соглашалась, а я любил покорность. Но она была права, я никогда особо не стремился делать ей приятные сюрпризы. Я просто жил с ней и меня все устраивало, особенно интимная сторона. Но этого, как видно, было недостаточно.

Тут я опять ощутил острую пустоту в желудке. Решив выйти перекусить, я отложил варку лобио. Порылся в шкафу, отметил в нем непривычную пустоту. Правая часть большого зеркального шкафа всегда была заполнена одеждой Мзекалы, а сейчас она пустовала, как курортный город после наплыва туристов. Я нашарил там чистые брюки и свитер, одел свежие носки, кеды и вышел из дому.

Похолодало. И мне почему-то стало приятно. Я любил осень. Не потому, что в эту пору родился, не потому, что все сезоны на телевидении осенью обновлялись. Осенью все начиналось. Осенью рождались надежды, страхи, планы, желания что-то успеть, что-то начать и закончить. Под моими ногами шуршали желтые листья вперемешку с грязью и мусором. И я, как ребенок, раскидывал их по сторонам, радуясь, что могу себе это позволить.

На секунду остановившись, я глубоко вздохнул и вспомнил, почему вышел из дома. За углом готовили вкусную шаурму. Я заказал одну с перцем, бутылку пива и поднялся на второй этаж заведения. Уселся за столик и в ожидании своей порции подключился к вай-фаю, введя указанный на стене пароль. Проверил социальные сети и почту. Ни одного письма от Мзекалы. Только одно сообщение от Зуры, моего напарника. Он опять переживал за меня. Я быстро набрал его номер и объяснил, что все в порядке. Предложил ему ко мне присоединиться.

– Я бы с удовольствием, брат, вот только опаздываю на работу. Но дети заболели каким-то вирусом. А няня вот-вот должна подойти. Не могу оставить жену одну. Слишком капризные, – говорил на громкой связи Зура. Был слышен детский плач и, похоже, звуки мультфильмов.

– Конечно, конечно, в другой раз! – я закивал головой, как будто он меня видит.

– Да-да! Обязательно, братишка!

– На работе все ок?

– Да, Ток! Не беспокойся! Я справляюсь! Ты когда вернешься?

– Через неделю, как и обещал.

– Значит, до понедельника!

– До понедельника, брат! – я дождался, пока Зура сам отключится. В трубке послышался громкий плач, и связь оборвалась. Я положил телефон на стол экраном вниз и огляделся.

Девушка в черном платке на голове и в черных лосинах принесла мне пиво и шаурму. У нее была идеально выточенная фигура. Я всмотрелся в ее глубоко посаженные карие глаза с идеальными стрелками и заметил тату на запястье в форме квадрата с глазом. Вдруг я вспомнил, как Мзекала просила сделать одинаковые тату на запястье с нашими именами. Но я тут же отогнал мысли о ней. И в который раз ругая себя за нездоровую пищу и представляя лицо моего фитнес-тренера, умял шаурму.

Когда я, сытый, покинул бар, то мою голову вновь посетила мысль, что письмо Зазы и вся эта задумка с Нелли Мания были бредом сивой кобылы. Но я не знал, что делать дальше. Я взял отпуск до понедельника. А сегодня был уже вторник и Заза хотел, чтобы я купил билет и отправился в Гамбург, к его последней любви, якобы уготованной для меня кармой. Но я плюнул на все и, вернувшись домой, проспал почти весь день.

Где-то к четырем часам дня я проснулся, доварил лобио, заправил его чесноком, луком, зеленью и специями, поел, запивая кахетинским вином, которое меня опять сморило в сон. И я провалился в него опять на несколько часов.