Ночная Тишь - Мертвая

Пытаюсь сосредоточиться на Аринке, ее смерти и принятии, но мысли скачут, начинает свистеть чайник и вдобавок звонит телефон. Марька.

– Настя, привет! Ты чего так быстро из института убежала? – застрекотала трубка. – Мы с девочками хотели кое-что обсудить. Можно мы к тебе придем?

Невольно окидываю взглядом нашу убогую квартиру, и поимаю, какой диссонанс случится у девчонок, приди они сюда. Они привыкли думать, что я девочка из состоятельной семьи. Осколки былой роскоши в виде норковой шубки (когда я однажды явилась в ней в универ, это вызвало столько ахов и восторга, что Аринка со слезами на глазах умоляла больше никогда ее не надевать), последнего – пока еще! – айфона, платьев от дизайнеров, чьи имена мои одногруппницы слышали только в зарубежных фильмах создавали приятную для меня иллюзию. И она улетучится, как только они увидят, в какой обшарпанной клетушке я живу.

– Нет! – торопливо выпаливаю в трубку. – Я… мне сейчас неудобно. Скажи, в чем дело.

– Мы думаем, нужно скинуться на венок от группы.

Венок. Это такой овальный круг, с ядовито-яркими искусственными цветами. Это, по-вашему, нужно Аринке в день ее похорон. Глупцы. Аринка бы хотела, чтоб ее чествовали винишком и дискотекой. Может, лучше скинемся на «мерло»?

– Хорошо. Завтра принесу деньги.

– Я уже ходила в похоронное бюро возле моего дома, там венки есть за тыщу рублей. Со всей группы это всего по полтиннику. И можно купить живую гвоздику – каждому по цветочку. В конце, на кладбище, когда уже гроб закопают, мы всей группой подойдем и положим на могилу.

Похоронное бюро, гроб, кладбище, закопают… От этих слов меня затошнило – в физическом смысле, и одновременно захотелось визжать. Только Марька с ее организаторским цинизмом могла додуматься узнать цены на венки в ближайшем похоронном бюро и придумать собственную церемонию на кладбище.

Я молчу, и Марька воспринимает это, как почтенное внимание с моей стороны, продолжая высказывать свои идеи. Хорошо, что они не пришли – скажи она это лично, я бы, наверное, ее треснула, и не раз.

Она уже староста, и ей не нужно для этого ничье благословление. Она выдает зачетки, она договаривается с преподами об автоматах для нашей группы, она собирает деньги на цветы для Аринки. Представляю, с каким удовольствием она ее хоронит.

«Хочешь быть замом, Марин? – звенит в моих воспоминаниях голос Аринки. – А я хочу новую юбку! Уже присмотрела, в «Фабрике», всего-то полторы тысячи!»

Наверное, в мечтах Марьки, в этой юбке Аринку и похоронят.

– Ладно, хватит! – останавливаю я ее довольно грубо. – Раз так охота – покупай этот чертов венок! Сколько надо я отдам!

И бросаю трубку. Думаю, Марька разочарована, что я не приняла ее оливковую ветвь. Кажется, я продолжаю копить врагов.

Думаю о Марьке, ее желании быть старостой, и вспоминаю, что Аринки, кроме дневника был ежедневник для «старостных дел»: список группы с адресами и телефонами, имена и номера кабинетов преподавателей, темы семинаров и курсовых. Похожий был и у Марьки. Правда, она хвалилась, что его ей привез отец из Москвы. Под каким-то предлогом порывшись в ящиках приемной деканата, Аринка выяснила, что отец Чуркиной – большая шишка на местном нефтяном заводике, и что семья у них довольно богатая. Когда Марька в очередной раз намекнула, что хочет быть аринкиным замом, та прямо ответила: негоже мол, что у будущего зама есть кожаный блокнот не меньше чем за тысячу рублей, а у самой старосты нету. На следующий день Марька притащила Аринке ежедневник. Та фыркала, что ей не нравится цвет обложки. Вопрос с замом старосты оставался открытым.

Когда приходит мать, я понимаю, что в ее присутствии я просто не знаю, куда себя деть. Пока она готовила ужин, я мыла голову, смотрела в телевизор и всячески бездельничала. Из прострации меня выдернул мобильник – он затренькал, заставив меня вздрогнуть. Номер на экране мне не знаком.

– Алло?

Трубка тихо дышит мне в ухо.

– Алло!

– Настя, привет… – раздается далекий незнакомый голос.

– Кто это?

– Женя Лебедева.

Ага, не выдержала мятущаяся душа.

– Мы можем встретиться?

– Зачем? – говорю я.

– Надо кое-что рассказать. В общем, да, я видела Авзалову в тот день.

Мне даже не пришлось ее прессовать.

***

Женя назначила встречу в «Ямочках» – дешевой пиццерии, которая располагалась в длинном доме, соседствующем с Кричащей Башней. Рядом находился боулинг-клуб – одно из самых популярных мест у местной молодежи, аллея со скамейками, где тусовались те, у кого не было денег на боулинг, в общем, оживленное место города. Хочешь приключений – иди на Свечку.

Тень Кричащей Башни, кажется, накрывает весь район, и я затылком чувствую ее присутствие, когда вхожу в пиццерию.

Здесь серые стены, разрисованные ярко-красными губами, растянутыми в улыбке, диванчики, обшитые дешевым дерматином, три вида пиццы, посуда из «Икеи» и самообслуживание.

Мне не хочется тратить последние карманные деньги на порошковый чай и черствый кусок пиццы, поэтому, бросив взгляд в сторону витрин с закусками, я прохожу в зал – Лебедева уже ждет меня за столиком у окна. Хороший выбор, будь мы подругами, которые собираются сплетничать и хихикать. Но мы не подруги, и сидеть будем, как на арене: уже вечерело, а прямо за окном открывается вид на площадку перед Вечным Огнем и аллею. Если увидит кто из знакомых – потопнем в вопросах.

Сажусь напротив Жени и нахожу, что наша Барби выглядит отвратительно. Где старательная укладка и ободок с розовым бантиком? Блузка с отстегнутой верней пуговкой и мини-юбка? Женя в том же наряде, в котором была в универе – джинсы и растянутый бежевый свитер. Волосы собраны в небрежную косу, перекинутую через плечо – похожую на колос из-за выбившихся прядей, торчащих во все стороны. Да, Лебедева перестала быть гламурной блонди, но теперь хоть похожа на живую девушку – милую в своей простоте.

Перед ней стоит белая чайная пара, из чашки выползает веревочка от пакетика. Самого чая почти не осталось, видимо, она пришла значительно раньше назначенного времени. На мое прибытие она реагирует нервным вздохом, как спортсмен, которому объявили, что подходит его очередь прыгать с вышки.

– Привет, – говорю я довольно миролюбиво. Жене от меня не отделаться, я уверена, что расколю ее, поэтому не вижу смысла давить с самого начала. Пусть немного расслабится, думая, что я ей друг. – Как дела?

Она быстро глотает осадок из кружки и смотрит на меня настороженно.

– Привет. Хорошо. Ты как?

Я пожимаю плечами.

– Завтра похороны, – говорю. – Ты пойдешь?

– Да, конечно. Все наши идут.

В первый момент я хочу возразить, что вряд ли соберется весь курс, но потом осекаюсь, думая: почему бы и нет? Что там курс – пол-института наверняка соберется. Это же Аринка. Скромные тусовки не для нее.