J.Denole - Шизо и Зоо

– Хочу тебя обрадовать сынок, сегодня в Австрии после множества судебных тяжб и споров защитники животных склонили правительство на свою сторону в принятии важного решения и полностью запретили цирк с животными!

– Фух! Папа! Это лучшая новость, которая может быть услышана в такой прекрасный день!

– Видишь, малыш, на свете не ты один борец за справедливость. Так что не беспокойся, бегом чистить зубы и к столу завтракать.

– Пап, что сделают с животными, которые выступали в цирке в Австрии? Выкинут, как мою мать на обочину дороги умирать, чтобы не лечить и не кормить, место в клетке не занимать? Туда же можно засунуть кого-нибудь другого.

– Так, успокойся, пожалуйста, и не придумывай того, чего нет! Кого куда засунут – не наше дело!

– Папа! Я вспомнил! Я вспомнил!

Я кричал, орал на весь дом от радости со слезами на глазах.

– Сынок, прошу, маму разбудишь!

– Папа, папа, спаси меня, у меня сейчас расколется голова.

– Посиди на диване, я принесу таблетку аспирина.

Отец пошёл на кухню, кинул в стакан простую шипучку с кальцием и принёс мне выпить.

– Пап, но я же уже не маленький, я знаю, что это не аспирин.

– Да, не аспирин. Но я против того, чтобы детям давали лекарства. Их вообще лучше до 25 лет не пить. Что бы и как бы сильно не болело. Организм сам должен бороться с болезнями и недугом. Если ему всё время помогать, в итоге он будет требовать дозировку всё больше и больше. Иммунитет – хитрый лис, он не захочет больше без помощи, в одиночку со всем справляться. И в один прекрасный день лекарства просто не смогут тебя спасти без участия и помощи организма. Лучше ему вообще не показывать, что такое есть. Чтобы он не ждал помощи извне.

– Это как маму уже не вставляет алкоголь, да? Так и с таблетками?

– Ну, типа того. Так, всё, выпил. Давай бегом принимайся за еду!

– Но я хотел тебе рассказать!

– Потом, прошу тебя!

– Потом – это когда?

– Вечером сядем и спокойно всё обсудим.

– Ок, папа, кстати, можно я после еды почищу зубы?

– Да, можно, так лучше для эмали зубов.

– Но мама говорит, что нечего мне делать за столом с вонючим ртом! И вообще даёт мне настоящие таблетки, когда у меня болит голова. Поэтому я знаю что твои – фейк, вообще отстой! Вы бы хоть как-то с ней иногда совещались по поводу воспитания! Па?

– Всё, никаких больше вопросов!

– Я так ждал, когда ты проснёшься, и вот, как всегда. Тебе вечно не до меня.

– Фредди, я только тобой и занимаюсь. Твои проблемы для меня всегда на первом месте, но нельзя проявлять такой эгоизм.

– Хорошо, извини. О! На завтрак сырники?

– Да, польский рецепт.

– Ммм, обожаю мамины сырники, спасибо.

– Кстати, их готовила мама.

– Не может быть, она же вчера долго не спала. Бродила по дому, как привидение, с банкой пива в правой руке. Интересно, почему она их не меняет.

– Кого?

– Руки. Правая же должна, по идее, уставать за ночь?

– Что за глупости ты болтаешь, Фредди?

– Это я так, пошутил. Так что она, правда, их сама испекла?

– Да, Видимо, её мучила бессонница, ей до утра не спалось, она приготовила и легла спать.

– Отлично.

– Фредди, поторопись, пожалуйста, сколько можно говорить?

– Всё, я оделся, па! Я побежал!

– Уже? Так быстро? Только же за столом сидел! Давай сыночек, учись хорошо!

– Ок, я же будущий зоолог, буду стараться!

После проведенных с отцом выходных я начал многое понимать. Наконец, я вспомнил, как мою мать во время гастролей после очередного плохого выступления выкинули на дорогу живую, без еды и воды, обрекли на смерть. В этот раз мне не хотелось плакать, я был просто зол. Зол на всех и на всё, кроме животных, улыбаясь по пути каждой собачке, принципиально не здороваясь с их хозяевами. Что меня удивило, что воспоминание о смерти матери было настолько мимолётным и неполным, по всей видимости, я успел уловить его из клетки для перевоза животных. Так вот, мама в тот момент не страдала. Её глаза не выражали ненависти или злобы. Она простила их. Мало того, она была благодарна им за то, что ей дали шанс умереть на свободе. Пускай даже голодной и мучительной смертью, но свободной, без оков и неба в клеточку. Она была настолько благородна и добра, что не оставила мне воспоминаний о своей кончине. Поэтому я так долго не мог о ней вспомнить. В одночасье я всё понял. Я «сфотографировал» и запомнил лишь свой, увиденный мною лично короткометражный отрезок. Слёзы гордости полились из моих глаз. Я был горд, что прихожусь сыном такой отважной слонихе, с улыбкой принявшей гибель на дороге, довольствуясь малым. Но для неё это было всем – свободный ветер…

В школе в этот день от невнимательности я нахватался троек и четвёрок по шестибалльной системе. Я не сог соредоточится на словах, которые говорили учителя, в моей голове были совершенно далекие от уроков мысли. В голове царил полный сумбур, и мне не удавалось привести мысли в порядок. Я никак не мог отвлечься, поэтому шёл по улице в направлении дома, зажимая пальцы на руках, считал часы, когда отец, наконец, возвратится домой.

– Фредди, Фредди?

За спиной послышался завываюший голос соседки Кати Ковалёвой. Я опасался, как огня, этой рыжей бабы с веснушками на носу и щеках.

– Да!

– Ты что, глухой? Кричу тебе, кричу!

– Я задумался о своём, извините.

– Что у тебя, такого молодого юнца, может быть своего, скажи? О чём можно так задумываться, чтобы не слышать оклики? Тебя когда-нибудь раздавит машина, как гренуя – это жаба по-французски, – не услышишь сигнала.

– Мадам, я хожу по тротуару, не по проезжей части.

– Ну да ладно, это я так, к слову.

– Вы что-то хотели?

– Да, да. Будь другом, а? Посиди с моим пекинесом до вечера? Я включу вам какой-нибудь крутой фильм, посмотрите вместе. Мне срочно нужно на пару часов отлучиться.

– Ему что, нужна нянька?

– Да нет, просто он болел, ему прописали пить по часам лекарства. Ну и выгуляешь его заодно.

– Сколько?

– Что сколько?

– Сколько заплатите?

– Ну, ты наглый! Я так спросила, по-дружески, по-соседски.

– Донесите мне тогда мой рюкзак до дома по-соседски. Я же Вас не прошу ни о чём таком.

– Давай донесу, конечно! А ты с Миком точно посидишь?

– Да я пошутил, уберите руки от моей сумки! Перестаньте вырывать!

– Давай, давай, вази, vas-y!

– Прошу Вас!

– Ну ладно, сколько ты хочешь, говнюк малой?

– Вы меня ещё оскорблять собираетесь?

– Нет, это я так, к слову. Ну, знаешь, у нас, у русских есть слова-паразиты.

– Не знаю я такого.

– 10 франков хватит тебе?

– 20!

– 15!

– Себон комса! С'est bon comme ça. Ну, хорошо, договорились!

«Ничего себе! Целая пятнаха прилипла, – подумал я. – Да я за такие деньги готов даже вычесать его и в жопу поцеловать!»