Людмила Брус - Код Гериона. Осиротевшая Земля

Джек чувствовал себя смертельно уставшим – как от этого разговора, так и от череды напастей, которые год от года лишали его сил. В последнее время судьба, казалось, тем и занималась, что вдавливала Джека в грязь, а теперь не стало семерых.

– Будь мы в сговоре, они бы меня просто прирезали, чтоб не делиться, – сказал Джек, чувствуя, как пульсирующая боль на месте удара сменяется приятным холодком.

– Может и так, – равнодушно ответил Хайдрих, возвращаясь на диван. – А может, я просто чего-то не знаю.

– Считаете, что я заслуживаю пули – валяйте; в конце концов, я за погибших парней в ответе! – Джек сделал на этом особый акцент. Своей жизнью он мог расплатиться лишь за других людей, но никак не за сырьё для какой-то отравы.

– Понимаешь, дело в том, что твоя смерть упущенной выгоды мне не вернёт, – сказал Хайдрих, словно рассуждая. – Для любой другой работы ты годишься мало – с одной- то рукой. И золота у тебя по нулям. А значит, твои собаки – теперь мои.

На несколько секунд Джек перестал дышать. Четыре красавца-маламута – дымчатых, с белой грудью – были его семьёй. А ведь он, возвращаясь, уже успел поблагодарить судьбу, что животным удалось cпастись при набеге!

Когда-то Джек откладывал деньги на свадьбу, но так и не сыграл её: пока он был в дальнем походе, его возлюбленная Амэ спуталась с богатым торговцем из Дюмон-Дюрвилля. Вернувшись с подарками из похода, караванщик обнаружил в доме Амэ нового жильца; счастливая парочка свалила дней за пять до его возвращения.

Но беда, как говорят, не приходит одна. Через три дня у Фреда, брата Джека, жившего с большой семьёй в деревне Аутлэнд недалеко от Семи Ветров, ураганом разворотило теплицы, и половину свадебных сбережений – патроны, уголь и золото – караванщик отдал, чтобы помочь бедняге отстроить её заново – за будущие проценты от продажи урожая. Вторую же половину он потратил на покупку и содержание четырех породистых щенков. Лишиться этих псов Джеку было по-настоящему страшно.

– Если ты с этой бандой никак не связан, придется это доказать, – продолжил Хайдрих. – У них наверняка есть база, и нужно, чтобы ты её отыскал.

– Разумеется. Я ничего так не хочу, как отправить их в грёбаный ад, – прохрипел караванщик. Но ярость в голосе неважно сочеталась с его физическим состоянием.

– Ясное дело, за тобой будут следить, и если ты не отыщешь базу через два месяца либо там никого не окажется, весь город узнает, что под удар Потерянных караван подставил ты. Тогда мне даже убивать тебя не придётся. Всё сделают твои же подчиненные и родные погибших. А долг я взыщу с твоего брата и его семейки. У них, я слышал, снова деньжата появились, а если что – ферму заберём…

– Стоп, стоп! – Джек поднял руку, словно его вдруг взяли на мушку. – По-вашему, я должен искать этих козлов в одиночку?

– Ты волен позвать кого-нибудь с собой, если после того, что случилось, найдутся люди, готовые с тобой пойти. Припас могу выдать максимум на троих. Когда не таскаешь за собой целый отряд, меньше риска спугнуть добычу. Всех вы, ясное дело, не поубиваете. Так что выясни, где находится их логово, а остальное мы сделаем сами, – в голосе Хайдриха Джеку послышалась сладострастная нотка. – Да. И про твою родню я не шутил.

Впервые с тех пор, как Джек лишился руки, он чувствовал себя беспомощным и жалким. Паника звенела в голове сотней колоколов, не давая сосредоточиться, думать… Он мог лишь проклинать себя за то, что не ушел работать на ферму к брату после того, как исчезла Кэт; уже тогда можно было сказать, что руку к этому приложил Хайдрих. Себя ему было не очень жалко – подумаешь, старый дурак без кола и двора! Фред же поднимал троих детей, чьи жизнь и свобода повисли на волоске.

– Как скажете… – тяжело вымолвил он и на ватных ногах зашагал прочь, продолжая при этом смотреть на угрюмого человека в очках, словно тот мог метнуть топор ему в затылок.

Когда Джек очутился снаружи, ветер ударил так сильно, что едва не впечатал его в стену: крыша пассажирского терминала укрывала лайнер не целиком, а на две трети, будто он засунул свой длинный нос в грот внутри горы. Пожалуй, смети караванщика за борт, он бы вряд ли об этом пожалел, но инженеры и архитекторы позаботились о том, чтобы такого не допустить.

Вскоре Джек уже сидел в некогда роскошном баре «Белая русалка», без передышки прокручивая в голове тяжелый разговор с главой Семи Ветров. Как теперь защитить Фреда? Как искать в одиночку (да хотя б и с друзьями?) банду, обладающую самым быстрым транспортом в Антарктиде (если не считать паровых дрезин)? И пускай на дне бутылки ответа не было, в ней можно было укрыться от паники.

– «Морскую деву», – хрипло скомандовал караванщик рыжей барменше по прозвищу Белка. Под романтическим названием скрывалось пойло из перебродивших сладких водорослей, выведенных учеными Золотого Века; оно отдавало машинным маслом, но в голову шарахало что надо. Привозное же вино, которое немногочисленные храбрецы возили из Южной Америки, было сейчас слишком дорогим удовольствием.

– Что стряслось? – нахмурилась Белка. – Выглядишь так, словно тебя пожевали да выплюнули.

– Почти в точку, – пробурчал караванщик, не желая углубляться в тему.

– Деньги-то есть?

Караванщик выложил на стойку уцелевшие от налётчиков сахарные пакетики. Одежда его имела множество внутренних и внешних карманов, а потому заначка при Джеке была всегда и нередко оказывалась как нельзя кстати. А Потерянные Дети в этот раз сорвали слишком жирный куш, чтобы раздевать своих жертв догола.

– Приберёг бы, что ли, – покачала головой Белка, понимая, что гостя постигла беда посерьёзней «разбитого сердца» или проигрыша в кости.

– Тройную, без ничего! – Джек задался целью нарезаться по-настоящему, и сегодня его бы понял и самый упёртый трезвенник. Барменша пожала плечами, подставив стакан под кран бочонка.

Секунду спустя над входом в бар громко звякнул колокольчик, и в зале появился ещё один посетитель – рослый блондин лет тридцати. Сложен он был на зависть многим и прошел с неторопливым достоинством, словно похваляясь своей осанкой и разворотом плеч. Волосы, светлые и настолько блестящие, что казались сделанными из пламени солнца, были стянуты кожаным шнурком в тяжелый пучок и спускались до середины спины. Лицо его было неулыбчивым и состояло в основном из острых углов; о крупный, но узкий нос, казалось, можно было порезаться. Левый глаз отсутствовал, и пустая глазница пряталась за аккуратной чёрной повязкой. Ленты на ней не было: она словно клеилась к векам.

Тяжёлая дальнобойная винтовка за спиной намекала, что её владелец не склонен к сантиментам. Тёмно-синий, с легким металлическим отливом плащ одноглазого выглядел бы слишком легким для сентября – начала антарктической весны – если бы не принадлежал ещё Золотому Веку, когда людей защищали от холода довольно тонкие ткани.