Норман Райт - За гранью разумного

Работая за компьютером, я то и дело поглядывал на диван, где все еще покрывало было измято. Я боялся вдруг снова увидеть там черный силуэт.

– Это всего лишь мне приснилось, – успокоил я себя. – Сосредоточься на продаже.

Я закончил с продажей очередного дивана, и хотел было завершить работу ноутбука, однако в последний момент увидел сохраненный на рабочем столе файл. Файл был без имени. Когда я его открыл, в ушах зазвенело. Это были снимки убитого в камере нациста и созданные мною фотороботы предполагаемых его убийц. Я стал искать информацию о гибели нациста, но ничего не нашел.

Это означало лишь то, что он все еще жив и возможно находится на свободе. Но как мне переубедить такого человека, что он находится на краю от гибели? Как мне донести до него? Как изменить его убеждения? Как он отреагирует на снимки мертвого себя? Мой разум отказывался верить во все это. Я должен был что-то предпринять, чтобы не допустить такой трагедии. Но что? Кто мне поверит? Предполагаемая дата убийства, если верить снимкам, вырванным из моего сна, должна была наступить через месяц. Как мне распорядиться с тем, что еще не случилось, но непременно должно произойти? Такие знания явно не для моего мозга.

Я сидел на кухне и все еще слышал голос в своей голове. Этот голос был строгим и знакомым мне. Голос все повторял:

– И что ты будешь делать? Как ты сможешь изменить ход событий? Как ты сможешь, повести за собой народ и сделать так, чтобы эти люди поверили тебе? Как?

Конец

Шерсть

Это было страшнее, чем выпавший передний зуб. Отвратительнее чем непроизвольная дефекация в общественном месте. Неожиданней беременности. Для Элеоноры Бекер, это было настоящим ударом! Мало того, что тринадцатилетняя Элли была в классе лохудрой с неряшливыми волосами и болезненным цветом кожи, так теперь все тело покрывала густая черная шерсть! Волосы! Черные густые волосы! Девочка едва не закричала когда утром подошла к зеркалу, но сдержала вопль чтобы не привлечь внимания матери и избежать похода в больницу. «Я уродина! – гремело в голове у девочки, когда она разглядывала свое тело в зеркале. Даже ладони, и те обросли чудовищной шерстью! – А там? Господи, да там и сам черт ногу сломит!»

– Милая, – мама подошла к двери в ванную комнату и постучала, – у тебя все в порядке?

– Все в полнейшем порядке, мама, – выпалила девочка в поисках бритвы. – Если что, внизу тоже есть уборная.

«Господи, меня засмеют в школе! – судорожно размышляла Бекер, роняя все на своем пути в тесной умывальной. – Если не пристрелять по дороге туда».

Девочка нашла станок и принялась за бритье.

– Хорошо, милая, – ответила мама. – Я приготовлю завтрак. Спускайся.

И мама ушла.

– Я долбаное чудовище, – шептала Элли, качая головой перед своим отражением. – Мне и проходу теперь не дадут. Ненавижу волосы. Шерсть ненавижу. Господи мои руки, они как у обезьяны. И спина и шея тоже. Теперь все будут звать меня «Альпака».

Волосы падали в раковину и забивались в слив. Однако на лице меньше их не становилось. Если быть точным, они отрастали вновь, и чем больше прилагала несчастная Элли по обезволосеванию своего детского личика усилий, тем гуще становилась вновь отросшая псовина. Девочка дрожащими руками держали станок и срезали мех, но он едва ли не мгновенно отрастал вновь.

– Господи! – закричала Бекер и в бессилии опустилась на пол. Девочка чувствовала, как волосы росли. Она это слышала! – Иисус, помоги мне!

Элли поднялась и, взглянув в свое отражение заплакала. Слезы бежали по волосяному покрову и падали на кафель. В зеркале было чудовище. Биоткань все лезла и лезла, будто внутри девочки разрослась гигантская луковица, и ей становилось тесно.

Бекер отложила станок.

– Это бестолковое дело.

Элли бесшумно спустилась на первый этаж и аккуратно выглянула в кухню. Мама стояла у плиты. Она не заметила, как позади нее промчалось лохматое чудовище. Девочка хотела незаметно покинуть дом и отсидеться некоторое время в сарае, пока болезнь не отступит. Элли знала, что мама уйдет на работу и тогда она сможет вернуться и взять себе на первое время еды. Но мать услышала возню в прихожей, и обомлела от страха, обнаружив в своем доме монстра.

– А-а-а-а! – заверещала женщина. – В моем доме ЧУДОВИЩЕ!

– Мам, это я. Не кричи, мам, – попыталась успокоить Элли свою маму, но женщина лишь вопила, разинув рот, будто собиралась принять в него целый торт. – Это я, Элли, мама.

Но уговоры не помогали, миссис Аманда Бекер была очень напугана. Скорее всего, ее разум помутнел. Она кричала как обезумевшая.

В этот момент длинные черные локоны ожили на теле девочки и обвили шею женщины. Крик ее мгновенно стих.

– Нет! Нет же! – закричала Элеонора, пытаясь отдернуть взбесившиеся волосы от угасающей матери. – Отпустите ее! Это моя мама! Отпустите же!

Но волосы не слушались. Они так сильно впились в шею Аманды, что практически отделили ее голову от тела. Женщина пыталась уловить ртом хоть глоток воздуха, но лишь беззвучно открывала рот, словно выброшенная на берег рыба и размахивала руками. Миссис Бекер вздрогнула и умерла. Умерла в кошмарах. Рука из дьявольских волосяных нитей разжала смертельную хватку, и тучное тело женщины грузно обрушилось на паркетный пол.

– Что вы натворили?! – зарыдала Элеонора, падая перед телом матери на колени. – Что вы сделали?! Вы убили мою маму! Вы ее убили, мерзкие существа! Будьте вы прокляты! Сучьи выродки!

Девочка поняла, что нужно делать. Она поднялась и устремилась через кухню к телефону. Непонятно каким чудом, но Элли смогла своими волосяными пальцами-сосисками набрать номер службы спасения и прокричала в трубку, что на нее напали. Полиция должна была прибыть через три минуты. Полиция прибыла раньше.

Когда патрульная машина остановилась у дома 749, Элеонора сломя голову бросилась на улицу. Офицер, при виде чудища вскрикнул от неожиданности и достал револьвер.

– Стоять! – прокричал он, целясь в монстра. – Еще шаг и я открою огонь!

– Это, я! – простонала Бекер, кидаясь к полицейскому. – Я Элеонора Бейкер! На меня напали волосы! Они всюду! МОИ ВОЛОСЫ ЖИВЫЕ!

– Стой! – голос офицера дрогнул. – Еще шаг и я открою огонь на поражение! Ни с места, ЛЮДОЕД!

Однако девочка была так сильно напугана, что совсем не понимала, что происходит. Она шагала по лужайке прямо навстречу смерти. Прогремели три выстрела, и лохматый зверь обрушился замертво в десяти футах от лакированных туфель мистера Патрика Хенриксона, патрульного полицейского получившего указание прибыть к дому номер 749 по улице Бернард-стрит.

Офицер все еще держал существо на мушке, хотя оно не подавало ни малейшего признака жизни. Патрик сглотнул комок, и хотел было что-то передать по рации, но вдруг замер.