Светлана Нилова - В поисках шестого океана. Часть вторая. Крушение

Наступил день посещений, но Алек не пришел. Я спросила об этом доктора Кейна. Он ничего не ответил мне и снова стал готовить свой аппарат. Теперь он погружал меня в различные состояния, по сравнению с которыми то первое, которого я стеснялась, было самым невинным.

После этих опытов я долго не могла прийти в себя, определить, что реально, а что только плод моего воображения. Я начала слышать голоса и чувствовать прикосновения, которых не было. Однажды мне показалось, что я стою на яхте и ветер, свежий и соленый на вкус, путает мои волосы. Яхта была похожа на «Нику». Я так захотела увидеть родителей, что не хотела выходить из этого состояния грез и меня еле откачали. Тогда я впервые подумала, что, возможно, сладкие грезы лучше безнадежной правды. Доктор Кейн хорошо изучил мои документы. Из них было ясно, что я – сирота и у меня нет никаких, совсем никаких родственников. Со мной можно было делать что угодно, и никто не стал бы докапываться до правды. Никто, кроме Алека. Но он тоже пропал и долгое время не появлялся в клинике.

И все же, когда я потеряла всякую надежду снова увидеть Алека, он пришел ко мне в больницу. Мы должны были встретиться с ним в кабинете главврача. Доктор Кейн очень нервничал и сам пришел ко мне в палату. Двое санитаров надевали на меня смирительную рубашку. Я не сопротивлялась и только сказала доктору Кейну со злостью:

– Вот и все, доктор. Вы думаете, я не расскажу Алеку про все ваши истязания? Он сам – адвокат, а его мама работает в правительстве. Меня освободят, а вас упекут в тюрьму на сто тысяч лет!

– Ты никому не расскажешь, – мягко сказал доктор, подойдя ко мне вплотную.

Я только набрала воздуха, чтобы спросить «почему?», но тут почувствовала, как мне в ногу воткнулась иголка. Я вскрикнула, и это оказался последний звук, который я смогла издать. Через три минуты меня медленно вели по коридорам буйного отделения в сторону административного крыла. Ноги еле передвигались. Язык отяжелел и не помещался во рту, словно отек. Глаза с трудом удавалось фокусировать на чем-то одном. Их как будто раздвигали в стороны. Мой взгляд обшаривал пространство, но кругом мелькали только больничные цвета. И тут я увидела Алека.

Едва он узнал меня, лицо его изменилось, уверенность и деловитость исчезли, он был растерян и смят. Я торопливо шагнула в его сторону, но тут действие лекарства усилилось. Ноги у меня подкосились, я обмякла в руках санитаров. Голова запрокидывалась назад, словно ее притягивали к пяткам невидимые нити. От ужаса я мгновенно вспотела, а от смирительной рубахи было еще жарче. Я пыталась что-то сказать, но изо рта у меня вылетела лишь пена. Я хотела смотреть на Алека, искала глазами его взгляд, но мои глаза самопроизвольно закатывались, я не могла их даже закрыть.

– Что с ней? – испуганно спросил Алек.

– У мисс Бертон снова припадок. Вы же сами видите, в каком она состоянии, мистер Макалистер. Поэтому я и не рекомендовал вам встречаться.

Я действительно дергалась в конвульсиях на полу, не в состоянии контролировать свое тело.

– Вам плохо, мистер Макалистер? – долетел до меня голос доктора Кейна.

– Пожалуйста, сделайте что-нибудь! – голос Алека был далеким и умоляющим.

Меня укололи, и мышцы расслабились. Все. Я лежала в луже собственной мочи. Глаза медленно возвращались на место, но Алека я так и не увидела. Я стремительно погружалась в темноту.

В этом мраке я больше всего боялась потерять рассудок. Заблудиться навсегда.

С тех пор доктор Кейн постоянно что-то колол мне. От этих уколов у меня начинались видения, и я уже не понимала, где реальные люди, а где вымышленные. Ко мне приходила Лора, молча сидела на краешке моей кровати. И она была реальнее доктора Кейна, который все время говорил и говорил о своем изобретении, но был полупрозрачным, и я видела все его мысли. И эти мысли были страшными. Они извивались в его голове, словно змеи, шипели и глядели на меня остекленевшими глазами.

Из этих мыслей я узнала, что меня передали под опеку государству. Я спросила у доктора Кейна, правда ли это? Он удивился моей осведомленности, но подтвердил это, добавив, что я смогу увидеть Джейн Келли, если буду вести себя хорошо. Но я знала, я чувствовала, что это неправда. Доктор Кейн уже решил внутри своей головы, что из его психиатрической клиники я не выйду никогда.

Его мысли плохо пахли. Даже воняли. И я вдруг уловила их направление. Они пахли смертью. Моей смертью.

Доктор Кейн боялся. Боялся, что кто-то узнает обо мне и его эксперименте, зашедшем так далеко. Он не успевал обрабатывать данные, которые получал, но вместе с тем ему уже было не остановиться. Он вплотную подошел к разгадке какой-то только ему ведомой тайны и очень спешил.

– Пожалуйста, не убивайте меня! – попросила я его однажды. Он посмотрел на меня ошалелыми глазами и сменил лекарство.

Я вовсе перестала говорить. Лекарства что-то сделали со мной. Я хотела сказать, но не могла. Это было на руку доктору Кейну, потому что Алек не отказался от встреч со мной. Пару раз ему показали меня привязанной к постели. Потом он настоял на врачебной комиссии, и мое состояние «стабилизировалось». Меня привезли в комнату свиданий на кресле— каталке. Алек вскочил мне навстречу, чуть не опрокинув стол, а я не могла двигаться. Совсем не могла. Я не чувствовала своего тела, а при малейшей попытке произвольного движения по мне прокатывалась болезненная судорога.

Мне хотелось кричать Алеку, как страшно мне здесь, как я боюсь потеряться в лабиринтах сознания:

«Пусть я буду твоей, но я останусь собой! Я буду для тебя кем ты захочешь: женой, любовницей, служанкой, рабыней. Я буду ползать на коленях, целовать следы твоих ног, только не здесь! Пожалуйста, забери меня отсюда!»

Мысли проносились в моей голове стремительным потоком, но я ничего не могла произнести, язык не повиновался мне. Я даже не могла дать знать Алеку, что слышу его, что понимаю.

Алек долго вглядывался в мои глаза и просил:

– Ответь мне, милая. Хотя бы закрой глаза.

Но даже веки не слушались меня.

Отчаянье нахлынуло новой волной, и я почувствовала, как из моих глаз по щекам потекли потоки горячих слез. Алек взял мое лицо в свои ладони и приблизил к себе вплотную. Сквозь пелену слез я видела его глаза: золотистую радужку с темными пятнышками. Видела, как «дышат» его зрачки. Несмотря на слезы, а может благодаря им, зрение сделалось таким острым, что мне казалось, еще немного, и я разгляжу хрусталики его глаз. И тут у меня получилось:

– Про… шшуу… – прошелестела я на выдохе, и сама не узнала свой голос. Вторая попытка заговорить полоснула по горлу горячей судорогой, из меня вырвалось горячее шипение.

– Спа… сси…

Алек, внимательно смотревший в мои глаза, неожиданно едва заметно кивнул и прошептал: