Александр Долгирев - Запах снега

– А он далеко от Москвы?

Наталья хмыкнула – как и многие иностранцы, Митико все расстояния в России мерила от Москвы.

– Да, он довольно далеко от Москвы – около тысячи трехсот километров почти строго на юг.

Наталья знала, что сейчас Митико будет прикидывать это расстояние к Японии. Она почувствовала, как подруга гладит её по волосам. Через минуту Митико задумчиво произнесла:

– Хм… примерно, как от Токио до Кагосимы… Он на границе России?

– Совсем нет, хотя много лет назад был.

– А что означает это название? Или в России названия городов ничего не значат?

– Название города всегда что-то значит. Его название означает «Подарок Екатерины».

– А кто этот Ека… Кто сделал этот подарок?

– Екатерина, это русская императрица, она правила полтора века назад. А подарок потому, что Екатерина подарила землю, на которой был построен город, казакам. Казаки, это что-то вроде русских самураев.

Митико зашевелилась и села, Наталье тоже пришлось сесть.

– Ты так сказала, как будто она действительно правила, как Государь…

– Так и было. Она была императрицей… как это сказать? Тэнно!

– Но ведь Тэнно, это только мужчина. Тэнно, это… Хозяин неба. Неужели в России Государем была женщина?

– Была и даже не единожды.

– Но как мужчина мог терпеть женщину-императора?

– Ну, Екатерину мы всегда называли Великой. Судя по делам, совершённым мужчинами при её правлении, они терпели её с большим удовольствием и искренней любовью.

На лице Митико появилось задумчивое выражение. Наталья убрала густые волосы подруги назад, открывая её оттопыренные уши – Митико всегда прятала их за причёской, а Наталье эти части Митико нравились не меньше всех остальных. Она не выдержала и поцеловала подругу в лоб, одновременно мягко опрокидывая на постель. Митико не сопротивлялась и легла, Наталья легла рядом. Митико немного неожиданно спросила:

– Ты говорила, что твой муж вернулся. Как у него дела?

– Вроде всё хорошо. А к чему ты спросила?

– Ты осталась на ночь, это обычно не случается, если он дома.

– А он не дома. Уехал в Йокогаму на второй день после возвращения. Я не хотела быть одна сегодня. Ничего, что осталась?

– Ты же знаешь, я всегда только рада этому.

– Знаю, Митико.

Ладони вновь были сцеплены, слова сказаны, наступало время сна. Митико спросила с закрытыми глазами:

– А в твоём городе было море?

– Нет, море было рядом, всего в ста верст… километрах. На самом деле даже два моря были рядом.

– Ух, ты! Какие они?

– Не знаю, я ни разу не бывала ни на том, ни на другом.

– Жаль… А каким было море, когда ты увидела его впервые?

– Оно было замёрзшим.

Несчастный случай

Когда ты встречаешь свой двадцать второй день рождения в полном одиночестве, на продуваемом злыми ветрами поле, запутавшись в колючей проволоке, как муха в паутине, ты либо становишься истово верующим, либо социалистом. Райнхард стал социалистом. Вытащивший его с того поля Йогги Леманн тоже в итоге стал социалистом, правда, здесь дело было скорее в рабочем происхождении, чем в военно-религиозном опыте. С тех пор прошло двадцать лет. Двое изрядно побитых жизнью друзей уже неделю сидели в Шанхае и через два дня должны были отправиться в Японию.

В германском посольстве в Токио знали об их приезде. Там ждали двух журналистов из берлинской «Дойче Альгемайне Цайтунг», которые должны были заняться написанием репортажей о Японии, её традициях и политике. В Германии в отчаянном поиске союзников против СССР ныне Японией очень интересовались. Такова была «легенда» агентов Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Райнхарда Циглера с агентурным псевдонимом «Макс» и Йоахима Леманна, которому отводилась роль радиста-шифровальщика в забрасываемой группе.

Их задача выглядела предельно ясно: Циглер и Леманн, пользуясь созданной «легендой», должны были войти в окружение германского посла в Японии фон Дирксена и сообщать в «Центр» о настроениях и новостях в посольстве, а также об интенсивности дипломатического общения между Японской империей и Третьим рейхом. Помимо этого, Райнхард должен был искать информаторов в японской армии, флоте и политике – везде, где только можно.

Циглер сотрудничал с советской разведкой с 1927-го года. В основном работал в обширной агентуре, развёрнутой в Германии, но имелось и несколько командировок. Ещё одно растерянное лицо в целом море растерянных лиц эпохи. Железный крест и бескрайнее разочарование вместо военной пенсии. Иногда Циглер чувствовал себя предателем Родины, работающим на старого врага, но потом он выходил на улицу и видел, как коричневая чума всё больше захватывает Германию. У него было бы не так много претензий к коричневой чуме, если бы та не тянула за собой новую волну милитаризма. Пускай карта Европы сильно переменилась с 1914-го года, одно её положение осталось незыблемо – война Германии против всех могла привести Германию лишь к поражению. А на проигравшей стороне Циглер уже бывал и накрепко усвоил, что сторона эта не блещет удобствами и комфортом.

Нынешнее дело казалось агенту Максу немного обидным – работать на благо скорейшего освобождения Германии от нацистов, это одно, но ехать на другой край света, в Японию, чтобы выуживать слухи из посольства, это совсем другое. Впрочем, дисциплинированность всегда была одной из добродетелей Райнхарда.

История Йоахима Леманна носила всё менее идейные и всё более реакционные черты. Бессмысленно промыкавшись до второй половины двадцатых и споткнувшись обо все неприятности эпохи, Леманн легко пошёл на сотрудничество, предложенное старым товарищем Циглером. В 1931-ом он уехал в Москву, где прошёл обучение в школе радистов-шифровальщиков, а после этого оказался в Польше, в составе группы действовавшей при Министерстве обороны. Получив направление в Японию, Циглер сам попросил рассмотреть кандидатуру старого друга в качестве радиста в создаваемой группе. К счастью, Леманн оказался не занят, и «Центр» решил прислушаться к пожеланию резидента.

Пароход уходил послезавтра с утра, а сегодня старые приятели решили немного покутить. Рейхсмарки, которые у них были для обмена на иены в первый период, ясное дело, были неприкосновенны, но вот местных денег, выданных шанхайским «контактом» на восемь дней бытования в этом городе, оставалось более чем необходимо. Идея поступила от Йогги, и Райнхард не увидел причин отказаться. Шанхай угнетал Циглера. Тысячи лиц каждый день, даже в Международном сеттльменте 3 3 С середины XIXв и до 1943-го года часть городской территории Шанхая находилась под международным управлением. Несмотря на то, что формально этот район города оставался под китайским суверенитетом, здесь действовали свои законы, существовала своя полиция и вооружённые силы. Подобный обособленный район имел место не только в Шанхае, но и в других крупных китайских городах, например, в Нанкине и Тяньцзине. , несмолкающий гомон, грязь и кромешная нищета в китайской части города, по сравнению с которой даже Германия начала двадцатых была вполне благополучна. По представлению Райнхарда что-то похожее ждало его и в Токио, кроме разве что нищеты. Хорошая попойка на фоне подобных перспектив была очень кстати.