Роман Павлов - Волхвы

Некоторые приклеились к окнам – вспышки молний периодически освещали разрастающиеся лужи. Скорее всего, в этот момент многие достали из чулана истории про шаровые молнии, разбивающие окна и испепеляющие всех внутри за секунду до того, как покинуть помещение. Детские пугалки, созданные для подобной погоды.

В сенях заморгал свет. Дождь и не думал идти на убыль. В облаках появились зарницы, которых в Волхвах не наблюдали уже лет сто. Самые набожные, продрав глаза, вероятно, принялись активно креститься, хотя, по правде, большая часть из них скорее порадовалась хорошему урожаю в будущем.

Закончилось всё так же внезапно, как и началось. Тишина опустилась гигантской заглушкой, разбросав лишь громадные лужи в качестве напоминания о ночном катаклизме. Пробудившиеся волховчане поутру абсолютно ничему не удивились (да и чему?). Они вздохнули, примерили резиновые сапоги и отправились проверять хозяйство. Да, вышедший из берегов сортир оказался едва ли не самой большой проблемой.

Почти 500 человек растянулись длинной цепочкой. Издалека они выглядели как большая гирлянда, опоясывающая большой лесной участок. Гирлянда двигалась, и каждое движение сопровождалось криками «Фёдор!», полными надежды. Удивительно, что на их зов не приехал Фёдор из чужого посёлка за тридевять земель – он мог легко услышать этот гул. Но пока им отвечали только хрустящие под ногами ветки.

– Вы хотя бы примерно помните, где была та полянка с бревном? – спросила Оксана у Шуры и Василия.

– Около большой дороги… – начал Шура.

– Ага, а потом вглубь… – продолжил Вася. – Но после, пёс его знает, куда мог податься Фёдор.

– В лучшем случае, он бы пошёл в нашу сторону. В худшем – свалился в песчаный карьер, на которым обрывается лес по направлению в город. Раз уж вы насвинячились до такой степени, что совсем одурели! – вынесла вердикт Оксана.

– Ну не начинай, откуда ж мы знали-то! – в синхронном стоне обоих мужчин зародилась обида.

– Знали… – пробурчала женщина и вернулась на свой участок.

Поисковую команду подвело то, что они развернули операцию практически в сумерках и в чащу зашли уже после захода солнца, не заметив, как преобразилось окружение. Для всех чёрный лес казался обыденным явлением (как ещё могут выглядеть деревья после наступления темноты?). Вряд ли кто-нибудь обратил внимание на запах, исходящий от иголок, или на роящуюся мошкару, облюбовавшую верхушки угрюмых сосен. Когда насекомые приземлялись на одежду, деревенские сбрасывали их, били как комаров. Все были увлечены поисками, возможно, думали, что увлечены, фокусировались на человеческих очертаниях, пусть даже обездвиженных.

Пока кружки от фонариков бегали по местности безрезультатно.

Воздух становился всё плотнее и плотнее, намекая на скорое приближение грозы. При этом никто не догадывался, что дождь уже заливает Волхвов, находящихся прямиком за лесом, где бродит группа. Заливает от души, подсвечивая потоки воды небесными зарницами и разрядами молний. Гроза уже шла. Везде, за исключением уютного, скрытого мирка, в котором очутились жители соседнего посёлка. Настолько уютного, что невольно начинали стучать зубы.

«Фёдор, Фёдор, отзовись!» – доносилось со всех сторон. По голосу уже чувствовалась усталость людей.

Когда у Оксаны начали закрываться глаза (ночь брала своё), она пошатнулась и чудом смогла удержаться за голый ствол дерева.

(Что за мазутная коряга?) – промелькнуло у неё в голове. Ладонь будто измазали в чём-то чёрном и липком.

Она в очередной раз машинально хлопнула себя по плечу, намереваясь убить комара, но по хлопку и хрусту поняла, что грязная пятерня попала на отвратительную муху, видимо, тоже вымазанную жидкой гадостью.

(Такого отродясь не водилось в нашей полосе)

– Вася, посмотри, что за дрянь размазалась у меня по плечу?

Василий, старавшийся сильно не отдаляться от Оксаны, сразу посветил на участок и покоробился.

– Ксан, гуталинового жука укокошила? Глянь, ты вся чёрная – он подошёл поближе. – Фу, а разит-то как! Чё это?

– Вот и я думаю… – она перевела взгляд в сторону. – И почему так тихо? – через секунду спросила женщина.

– Дык, орут все, почему тихо? – пожал плечами Василий.

– В лесу тихо, Вась. Обычно ночью лес продолжает жить своей жизнью. А сейчас нас как будто закрыли. Знаешь, как сковородку с картошкой – крышкой?

– И вправду – тихо. – он почесал подбородок.

Оксана подумала, что рядом болото (хотя откуда там взяться болотам?) и, может быть, поблизости люди не страдают ни от этих чёрных мух, ни от ощущения клаустрофобии. Огоньки гирлянды по-прежнему выглядывали, стоило лишь оглядеться по сторонам. Оксана побежала к одному из них, но вдруг сапог наступил на твёрдый предмет. Луч фонаря скользнул вниз и обнажил металлическую пряжку ремня. Женщина выронила фонарь, ноги подкосились, она уселась на землю. Ремень принадлежал Фёдору – выцарапанное от нечего делать слово «ФЕДЯ» на обратной стороне не могло соврать.

– Василий, взгляни… – она подняла руку с пряжкой, едва сдерживая слёзы.

– Подожди… – сказал он, уставившись в противоположном направлении. – Фонари не двигаются!

– К… как не двигаются? – по телу Оксаны пошла нервная тряска.

– И людей нет! – Василий уже кричал. – Фонари лежат, а люди исчезли. Там только тьма, Оксана!

Дверь сеней распахнулась, и на пороге показался сын Галины, державшей наготове дежурное приветствие, которое служило прелюдией к добротной порке – привычному наказанию за возвращение под «волчьей луной» (у местных бледный лунный диск почему-то ассоциировался с волчьим воем). Женька заранее знал, что ему уготовано (не в первый раз), и поэтому приготовил оправдательную речь, и начиналась она со слов:

– Мам, послушай сначала, там Славик… – мальчишка вскинул руки, пытаясь не разорваться от переполняющих его эмоций.

– Опять Славик! Сто раз на дню по двадцать пять к разу, туды его в качель! – гневно выпалила Галина.

– Сейчас серьёзно, правда! – он сделал шаг вперёд.

– Куда пошёл? Ноги вытер?! – оно продолжала держать сына на дистанции.

– А… сейчас, да, – Женька пошаркал ногами, хотя их обоих (как и всю деревню) ждало утро в галошах.

– Слава рождён, чтобы влипать в истории! Его кусают собаки, которые никогда никого не кусали. Он ломает себе неправильные части тела…

– Уши? – перебил мать Женька.

– Да, уши! Кто в нашей деревне хоть раз ломал уши, сын? И как он умудрился их сломать, ты помнишь? Не отвечай, сама скажу – полез в заброшенную хибару у самого леса, застрял меж досок, а потом как дёрнет.

– Нет, мам – поправил мальчуган – ты путаешь… Тогда он провалился в погреб и сломал ногу. Уши захрустели во время полёта с холмов – он во что-то врезался, то ли в пень, то ли в норку…