Алекс Берр - CHILDFREE

Крупным планом: женские пальчики скользили по кнопкам клавиатуры. На лице добавилось морщин, холмики скул стали заметнее. В глаза героини вернулся прежний блеск стремлений и стараний.

«За несколько месяцев несостоявшаяся мать и танцовщица сделала из “CHILDFREE” мощнейший бренд, объединивший под собой более миллиона участников. Все свое мировоззрение она закрутила вокруг идеи о развитии личности».

– Личность не может развиваться, находясь в лапах животных инстинктов. – После этой фразы мисс Борни непроизвольно прятала глаза, голос дрожал.

«К животным инстинктам Дженни относила в первую очередь материнский инстинкт, ведь в нем нет ничего естественного и необходимого для свободной личности. Эту мысль с легкостью подхватила молодежь, с гордостью заявлявшая: “Мы теперь CHILDFREE!”, – правда, подразумевали они тогда под этим в основном распутный и безответственный образ жизни».

На экране молодежь с плакатами шла по улицам городов.

«Сарафанное радио, повсеместная реклама в интернете, благотворительный фонд, созданный новыми подругами-инвесторами, – и о ней уже знали несколько миллионов сограждан. Дженнифер Уигг приглашают на ТВ-шоу, где все ее идеи жестоко высмеиваются. Но для нее это не имело никакого значения. Она знала, что так будет. Теперь о ней говорили и знали все женщины в стране. “CHILDFREE” с легкой подачи инвесторов-покровителей становится общественным движением».

Элизабет заметила, с каким вниманием дети следят за происходящим. Как загипнотизированные они смотрели на экран.

«“Женщина не обязана рожать – это ее право как любой свободной личности!” Свою политическую программу Дженнифер сформулировала вокруг этого громкого девиза. Ее слова перестали быть просто шумом, теперь Дженни Уигг по-настоящему изменяла привычный уклад. Покушение – обезумивший мужчина с пистолетом. Сначала три выстрела в нее, потом один в себя. Во всех новостях сказали, что это был Грэм – отец их погибшей дочери. И снова она оказывается на гребне волны, сносящей все на своем пути. Сначала своя партия “CHILDFREE”, а чуть позже и политика страны, как только Дженнифер Уигг изберут президентом».

– Жизнь этой замечательной женщины показывает нам, что любой человек способен развернуть ход истории, – холодным тоном закончила мисс Борни и выключила видео.

Она точно знала, что эта легенда показывает кое-что еще. Один человек способен лишить счастливого будущего миллионы людей. Элизабет проверила это на себе. В двадцать седьмой день рождения за ней приехали сотрудники органов контроля, стерилизовали и отправили в этот спецгород. Где она учила чужих детей. Детей, которых у нее никогда не будет.

Класс снова ожил и моментально заполнился гулом детских голосов.

«Ничего. Когда-нибудь вы поймете. Вы все обязательно поймете» – учительница спасалась этой надеждой, заглядывая в беззаботные лица своих учеников. Никто из этих детей не виноват в случившемся с ней и с десятками тысяч других девушек. Ей было обидно и больно. Каждый раз после показа этого фильма Элизабет долго не могла уснуть. И сейчас она уже начинала готовиться к бессонной ночи в обнимку с мокрой, соленой от слез подушкой.

– Колдвэл! – Элизабет Борни повысила голос. – Генри! Ты же слушал внимательнее всех. Перескажи-ка своим одноклассникам историю Дженнифер Уигг.

***

Часы ускоряются, когда я прошу подождать, хотя бы немного сбавить свой бег по циферблату моих дней. И замедляются, когда я срываюсь на крик, подгоняя их. Время превращает жизнь в детский конструктор. Огромный ребенок с неразвитой мелкой моторикой ковыряется в ведерке с детальками. Достает одно событие моей жизни и пытается прилепить к нему другое. Пока он разглядывает получившееся, пальцы тянутся за следующей деталью-событием.

Вот я ищу в архиве нашего издательства информацию о пограничных лесных зонах на юге страны. Оказывается, таких участков три, каждый протяженностью две-три сотни километров. Раньше был и четвертый, но на его месте двенадцать лет назад построили спецгород детей. На то, чтобы узнать это, у меня ушел месяц. Архив литературы, напечатанной за все время существования издательства, невероятно огромный. Даже просто обойти его весь не хватит и дня. Можно воспользоваться электронным каталогом, но для этого нужен официальный запрос администратору – молчаливому старику Артуру Лонгу. Проблема в том, что такой запрос обязательно должен быть подписан начальником отдела, а его в данный момент у меня нет. Поэтому подписывать должен Стиви Лескот. Его удушающий взгляд я помню до сих пор. Есть и еще одна сложность: архив работает всего на два часа дольше, чем я. Есть ровно сто двадцать минут в день на поиск нужной книги, журнала или брошюры.

Вот рука ребенка снова опускается в ведерко с детальками, по-хозяйски перемешивает так, что стоит грохот, и достает еще одно событие. Внимательно разглядывает, выбирая, какой же стороной приладить к уже имеющимся. Пробует, прижимает, давит сильнее. Еще сильнее. Вроде держится.

Вот Элис подмигивает мне в корпоративном ресторане, где обедает весь персонал издательства. Она хочет сесть ко мне за столик, но ее кто-то отвлекает по очень важному вопросу. Вот через несколько дней она кладет мне руку на плечо утром в лифте. Перед тем как я выхожу, она шепотом желает хорошего дня. Вот Элис добавляется в рабочем мессенджере и зовет меня выпить кофе. Отвечаю, что у меня срочные дела. И даже не вру, ведь меня ждет архив.

Вот это огромное дитя устает от перебирания деталей поштучно и переворачивает ведерко. Цветные разномастные части конструктора разлетаются по полу, доставляя ребенку радость. Поиски нужной детальки продолжаются веселее.

Вот мы с Лин пытаемся отвлечься от ожидания приближающейся бури. Увы, безуспешно. Культурная программа только для тех, у кого есть деньги. То есть для прошедших процедуру CHILDFREE хотя бы раз. Парки, музеи, кинотеатры, бары, рестораны, кафе – цензура, высокие цены, маленький выбор. Из доступных нам развлечений – работа, из отдыха – уборка, приготовление еды и сон, из прогулок – походы в магазин за продуктами и дорога от дома до работы. Все наше окружение толкает к исполнению гражданского долга. Если бы я не любил мою маленькую Лин, то не боролся бы. Смог бы настоять на процедуре. Или просто сдал бы ее органам контроля. Вот я снова гоню мысли о соблазне. Снова, и снова, и снова. Счастье мое, я люблю тебя!

Вот глаза ребенка затейливо сверкнули, пухлые розовые щечки растянулись в еще беззубой улыбке. Он увидел маленький красный кубик, которого ему так не хватало. Вот он звонко смеется и хватает его своими пальчиками. Только ребенок знает, что в этой детальке такого особенного. Вот он подносит ее к глазам и внимательно разглядывает. Думает, какой же стороной приделать ее к уже имеющейся конструкции. В какую-то долю секунды его мозг решает засунуть эту детальку-событие в рот. Красный остроугольный кусок пластика застревает в горле огромного пупса. Он начинает задыхаться. Вместо криков только хрипы вырываются изо рта. Слезы текут по пунцовым пухлым щечкам.