Сергей Магомет - Последний русский. Роман

– А ты не думал, что еще придется попотеть, чтобы доказать чиновникам, что ты действительно живой? – пошутил я, восхищаясь его изворотливостью.

– Может быть, может быть, – не стал спорить Всеволод. – Что-нибудь еще придумаю. Можно, к примеру, устроить большой скандал. Еще их, чиновников-бюрократов проклятых, обвинить в бездушии, всегдашнем формализме. Потребовать материальной компенсации за моральный ущерб. Хорошенькое дело, жить-поживать – и вдруг обнаружить, что ты – мнимоумерший!

– Значит, все так просто…

– Просто как все гениальное! На то она и творческая энергия! – самодовольно кивнул Всеволод. – Если есть желание, можешь повторить. Я не возражаю. Мы тогда особый клуб создадим – общество мнимоумерших. Я в нем буду председателем. Ну, как ты?

– Спасибо, подумаю.

– Я тебя проконсультирую. Как опытный мастер. В этом деле прежде всего – состояние творчества. Своего рода медитация. Плюс необходима хоть одна мощная художественная подробность. Для абсолютной достоверности. Все должно происходить в соответствии с законами изящного жанра. Это самое трудное. В моем случае заставить пойти на опознание в морг младшую сестру. Она у меня крошка и глупышка…

Тут Всеволод кивнул куда-то в сторону. Я машинально взглянул и увидел совсем молоденькую девушку, лет пятнадцати, не больше. «Ее зовут Стася!», – вспомнил я.

Раскосые синие глаза. Может быть, чуть-чуть грустные. Смотреть в них все равно, что смотреть в речную глубину. Можно увидеть все что угодно и ничего не увидеть. Прямые брови и реснички, такого же пепельного, только более интенсивного оттенка, порхали, разлетались, словно крылышки маленькой и чуткой речной стрекозы… И имя какое хорошее!

Она сидела на напольной подушке, подобрав под себя ноги, играла несколькими приятными плюшево-ворсистыми плодами киви, – просто наблюдала за тем, что происходило вокруг. За нами, за мной, в частности. Девочка в голубой джинсовой юбке-супер-мини, рубашке в черно-красную клетку навыпуск, с расстегнутыми рукавами. Распущенные по плечам волосы необыкновенного пепельного цвета.

– Ну, что скажешь о моей сестре? – поинтересовался Всеволод. Между прочим, но – не без гордости.

(Кстати, любопытно, Стасю, как и брата, родители, наверное, тоже старались изолировать от скверны мира? Не пытался ли, в таком случае, кто-нибудь, как в свое время Всеволода Евгений, просветить и ее?.. Кроме того, Стася, если мне не изменяла память, присутствовала при том прискорбном инциденте, когда Евгений объяснил брату, что их мамочка тоже женщина, и Всеволод лишился запоздалой иллюзии о материнской непорочности… Любопытно, отпечаталось ли что-нибудь в памяти девочки?)

– Очень красивая девушка, – почти мгновенно отреагировал я. Специально назвал ее «девушкой» вместо «девочки». (Чтобы сделать ей приятное?)

Может быть, стоило придержать язык. В таком моем ответе содержался явный сексуальный смысл. Так мужчина оценивает женщину. Даже определенно присутствовал. То есть, если свести мои слова к химически очищенной сути, то последняя была груба и вульгарна: я бы отнюдь не возражал, чтобы с ней (с той, какой я ее увидел в этот момент) переспать.

Уместен ли был такой отзыв, учитывая, что Стася в самом деле была еще девочкой, ребенком (то есть иным существом)?.. Однако Всеволоду понравился моя похвала. Кому не будет приятно услышать, что его сестра – красивая девушка?.. Да и сама Стася улыбнулась без всякого смущения… Здесь на 12-ом, вообще, можно было кого-нибудь чем-нибудь смутить?

– Но не мешало бы немного похудеть, – серьезно возразила Стася. – Вам не кажется? – Она искоса, чуть наклонив голову, взглянула на меня.

Вот смешная, называет меня на «вы»!

– Может быть, – не стал отрицать я.

Если она собиралась худеть, следовательно, уже вполне конкретно задумывалась о том, что именно в ней, в ее фигуре, и так далее, могло нравиться мужчинам, какое впечатление собиралась производить, какие мысли возбуждать и, наконец, чего в итоге добиться.

Стасе все это могло быть и безразлично. Если «заботилась» о фигуре, то не ради сисек или попы, лишь для того чтобы, чего доброго, какой-нибудь ушастый одноклассник-дебил не обозвал при всех «жирной коровой». Только и всего. Если «в бошку стрельнет», все равно обзовет…

– Ее, между прочим, – похвастался Всеволод, – уже приглашали в одно мировое модельное агентство. Там такие крошки, как она, получают миллионные контракты, путешествуют по миру, живут фантастической жизнью.

– А еще их продают в рабство восточным владыкам, – заметил я.

– Ничего подобного. – Всеволод и слышать ничего не хотел. – О них великолепно заботятся. Они – ценнейший капитал!

– К ним приставляют телохранителей, обвешивают сигнализацией, страхуют, возят в бронированных лимузинах. В общем, охраняют, как швейцарский банк, – усмехнулся я.

Похоже, он не шутил – насчет модельного агентства. Стало быть, теперь сам заботился о душевном покое сестры, ограждая от «скверны мира»…

Не очень-то она вписывалась в компанию. И не только из-за возраста. В конце концов разница между нами каких-нибудь два-три года. Вообще не разница. Скажем, между Натальей и мной еще большая разница в возрасте. Разница ни при чем. Несмотря на свою реальность, девочка словно была бесплотной невидимкой. Как еще не родившийся человек. Я объяснил себе это так. Пройдет годок-другой – и родится. Я и отнесся к ней соответственно. Не называть же и мне ее на «вы»!

– А что она делает здесь, да еще так поздно? – недоуменно спросил я Всеволода. – То есть, я хочу сказать, не слишком она еще мала для вашей компании? Завтра ей, наверное, в школу?

– А куда же ей деваться, чудак? – покачал головой Всеволод. – Думаешь, одной дома лучше? Что взбредет на ум!

– Не понимаю. А мама? Неужели разрешает гулять по ночам?

Всеволод дернулся, словно я его больно ущипнул, и нервно закусил губу. Ничего обидного я ему, кажется, не сказал.

– Нет, – медленно и зло проговорил он, словно был вынужден давать объяснения последнему из балбесов и тупиц, – наша мамочка не возражает. Наша мамочка, да будет тебе, Сереженька, известно, при смерти. У нее, понимаешь ли, пренеприятное раковое заболевание…

– Ясно! – поспешно кивнул я. – Я не знал!

(Всегда поблизости кто-нибудь умирает от рака…)

– Вот та-акая опухоль в пузе, – тем не менее продолжал Всеволод с какой-то болезненной нарочитостью. – У нее уж и снизу, отовсюду, льется, течет какая-то херня у мамочки. Ничего уж не помогает. Боли. Никакие уколы не действуют. Последняя стадия…

К чему такие подробности?!

– Всегда есть надежда… – сказал я, чувствуя подкативший к горлу мерзкий ком.

Нужно же было что-то сказать.

– Надежда! – фыркнул он. – Извини, Сереженька, но уж лучше тебе помолчать, чем нести подобный бред. Эта поганая болезнь, рак, чтоб ты знал, продолжает разрушать, жадно жрать тело человека даже после его смерти, быстрее трупного разложения. Тело превращается в желеобразный гной, в отвратительный прокисший студень. Говорят, на похоронах узнать человека практически невозможно…