Ганс Цвейг - Моргазм

Я ничего не чувствовал и просто лежал в какой-то странной дрёме, как вдруг очнулся от звука открывающейся входной двери. Это вернулись мои предатели. Впервые за весь вечер я подумал о том, что их где-то носило всё это время.

– Регги!

Голос Фрэнка разнесся по дому. О, нет, даже не думайте испортить и это, чёртовы растяпы! Но было поздно что-то предпринимать: уже были слышны шаги по лестнице.

В открывшейся двери комнаты выступил силуэт Фрэнка с испуганным лицом, когда он увидел меня лежащим на простыне, вымоченной собственной кровью. Он завопил:

– Регги, ты что, порезал вены?!

– Нет, мать твою, я попал в рай и трахнул всех 99 девственниц!

Он повернул голову в сторону лестницы и крикнул:

– Глория, скорую, быстро!

Вызванные санитары прибыли почти сразу, и у меня уже совсем не было сил сопротивляться. Меня увезли в клинику, оформив мой случай как «неудачная попытка суицида», или вроде того. А, как вы знаете, это чревато определенными последствиями. Так я оказался в дурдоме.

Но сперва мне пришлось полежать в клинике. Мне оказали первую помощь, довезли на карете в белоснежное здание бесплатной больницы и уже там устроили допрос. Я был сдержан, сил на препирательства не было. Мне забинтовали запястья, вкололи каких-то седативных и уложили спать. Ночью мне ничего не снилось, как будто я умер. Проснулся я к полудню, в палате сидели трое придурков и озабоченно улыбались. Я заорал на всю больницу:

– Долбаные супергерои, зачем вы спасли мне жизнь?!

Лицо Фрэнка сменило улыбку на испуг, и он загалдел:

– Спокойно, Регги, тебе нельзя напрягаться! Успокойся, дружище!

– Да я спокоен как удав, мать вашу! Зачем вы это сделали, чёрт побери?! Закон об оставлении человека в беде, да? Вот что вами двигало? Анархисты хреновы, вам должно быть плевать на законы!

– Регги, нет, мы сделали это потому, что ты наш друг.

– О, боже, я сейчас расплачусь! Настоящим панкам должно быть плевать на смерть! Вы никудышные во всех отношениях, и ничем не отличаетесь от той толпы в клубе. Постойте-ка… Они послали вас поквитаться со мной, да? Это так, ублюдочные ренегады, мать вашу?

– Спокойно, Регги, конечно же это не так. – подал голос аморфный Джимми.

– Конечно. – огрызнулся я.

– Если бы мы хотели твоей смерти, то не стали бы спасать от неё. – внесла свою лепту Глория.

– Хрена с два! Вы побоялись закона, а теперь пришли, чтобы инсценировать мою смерть, рассказывая потом копам, что я умер от потери крови.

Троица молча переглянулась, и Глория снова подала голосок:

– Ты просто чёртов параноик!

– А ты чёртова стерва!

– Ладно, ребята, не нужно ссориться. – вмешался Фрэнк. – Регги, вот, мы принесли тебе твои вещи и кое-каких ништяков. Тут твои любимые сигареты, немного еды, газировка…

– Да срать я хотел! Что говорят врачи?

– Они сказали… Регги, ты только не волнуйся. Тебе придётся пройти курс психотерапии какое-то время, такие правила.

– О-о-о, мать вашу, ну теперь ясно, в чём подвох! Вы решили упечь меня в дурку. С этого и нужно было начинать.

– Нет, это не то, что ты подумал… – принялся было сглаживать углы Фрэнк, но опять вмешалась Глория:

– Нет, он всё правильно подумал! Такому психопату как он не место в обществе, ему место в тюремной психбольнице!

– О, я смотрю в анархосучке заговорил конформизм! Похвально, нечего сказать. Подцепила после перепихона с каким-нибудь хипстером?

– Что ты несёшь, псих! Ты вчера чуть не убил бедных Тони, Ронни и Донни!

– О, да что ты говоришь? Ублюдки получили по заслугам. А если ты такая сердобольная, то иди успокой их, твоих дырок как раз хватит.

После моих слов Глория встала с места и вышла из палаты, Джим неуверенно вскочил за ней. Со мной остался Фрэнк, и на его участь выпало вкушать остатки моих словесных помоев. Но у меня уже не было сил разговаривать, а обвинять раздолбаев в предательстве уже не было смысла.

Ещё одна вещь, которую я ненавидел, это моё имя. Если кто не в курсе, то по паспорту меня звать Регги Джихад. Ну и имечко, правда? Да и чёрт с ним, ведь оно ничего не значит. Всегда можно найти себе другое, а то и несколько, хоть на каждый день недели, как галстук, если ты офисная крыса. Я с детства придумывал себе сценическое имя, но также с детства меня окружали идиоты, для которых только имя данное при рождении имело сакральный и какой бы то ни было смысл. Самыми парадоксальными в этом плане были панки – в их обществе почти все обращались друг к другу по кличкам, но меня они называли исключительно по имени. Даже когда я представлялся своим сценическим именем, они постоянно интересовались, как меня зовут «на самом деле». «На самом деле это не твоё собачье дело, кусок обезьяньего дерьма», вот что следовало отвечать каждому из них. Но я до поры до времени пытался влиться в тусовку ради своих целей, поэтому вёл себя вежливо, если вообще уместно говорить это касаемо общества панков. По началу они мне нравились, и иной раз я даже чувствовал себя частью движа, но пелена иллюзии быстро спадала, когда речь заходила о разности музыкальных вкусов.

Я не выкупал, какого чёрта панки должны слушать, а уж тем более любить регги и ска. Да, по иронии судьбы я ненавидел регги. Панк – это музыка тьмы, так какого чёрта им любить музыку света?! А уж тем более ска. Больше ска я ненавидел только джаз. Хуже всего этого была лишь их увлеченность некоторыми видами рэпа, метала и так называемого рейва. В тот момент я понял, что это те же самые обыватели, и их идеи о построении утопического социализма – это то дерьмо, от которого я бежал к панкам. И я навсегда осознал, что инороден этому, с позволения сказать, обществу.

Но деваться было некуда, и в нашем городишке отсутствовала альтернатива этой движухе и обывательскому социуму. С грехом пополам я нашёл тех трёх неудачников, которые тоже тёрлись около движа. Им было предложено мной собрать группу и по «счастливому» стечению обстоятельств нас поселили жить вместе. Мы ещё удивлялись, что так удобно получилось, но я всегда чувствовал в этом какой-то подвох. Впрочем, оно не так уж важно.

Чутка отколовшись от общества панков, мы стали уделять всё своё время нашей музыке и, конечно же, попойкам и упоркам между ними. Я не умел играть на чём-либо, но Фрэнк показал мне, как лабать на басу, и я стал их Сидом. Не Барреттом, к сожалению.

На самом деле, мне всегда хотелось играть красивую и мелодичную музыку, но я был уже давно отравлен энергией панка, поэтому пришлось искать компромисс. И мы стали играть севентисевен/постпанкх. Группу назвали 77Up, как насмешку над консюмеризмом. Но, разумеется, это была просто война с ветряными мельницами, ведь любой панк-протест в музыке и текстах почти никогда не выходит за рамки панк-движа, а если и удавалось, то только в роли очередного товара на прилавке для мажоров.