Итан Планк - Музыка Рода Человеческого

– Мы обсуждали этот момент. Уверяю тебя, я вижу только твое лицо. Отсутствие одежды на тебе только для того, чтобы было легче тебя мыть.

– Мыть? – снова раздражённо переспросила Глория.

На секунду она представила, что не смогла бы перенести прикосновений этого мужчины.

– Тебе придётся с этим смириться. И давай больше не будем возвращаться к этому вопросу.

– Какого чёрта? Чтобы я ни попросила, вы отвечаете мне отказом и предложением не возвращаться к этой теме.

– Хочешь сока, Глория?

– Не меняйте тему!

– А ты слушайся меня.

Девочка удивленно посмотрела на камеру,

– Я буду апельсиновый.

– Благодарю тебя, – ответил мужчина. – Заодно посмотрим, как работают эти трубки.

Невидимый мужчина произвёл какие-то манипуляции с аппаратом, после чего подал сигнал девочке, которая тут же прижалась к указанной трубке. Питательная влага поступила в рот Глории.

– Какой приторный, – отреагировала она.

– Сахар тебе необходим.

– Вы можете видеть, как я пью или ем? – поинтересовалась Глория, неожиданно загоревшись одной мыслью.

– Да.

– Значит, вы видите не только моё лицо.

– Я вижу тебя по плечи и вижу пищевые трубки. Я же показывал тебе картинку того, как вижу тебя из своего кабинета.

– А где мы находимся?

– В моём доме.

– У вас свой дом?

– Да. Как и у тебя. В этом нет ничего удивительного.

– Откуда вы знаете, что я тоже живу в отдельном доме?

Кстати, у нас нет подвала, как у вас.

– Я знаю о тебе практически всё.

– В смысле?

– Возможно, ты не всё помнишь, но должна понимать, что когда я забрал тебя к себе, я завладел твоим телефоном и ознакомился с твоим аккаунтом в Фейсбуке 5и Инстаграм 6.

– Как вы могли! – произнесла Глория с неким омерзением от вторжения постороннего в её личную жизнь.

– Уверяю, моя маленькая миледи, я не читал твои переписки. Мне нужны были только твои фотографии, чтобы узнать твои интересы и чем ты живёшь.

Тревожное чувство не покидало Глорию, а только усилилось, ведь мужчина может сказать то, что она, возможно, хотела бы услышать и с чем могла бы смириться. Она не была уверена в правдивости его слов, но и проверять это не хотела, боясь раскрытия некоторых фактов.

– Я хочу, чтобы мы до конца были откровенны друг с другом, – продолжил Композитор. – Ты должна это увидеть.

Композитор вывел на экран монитора её страницу в

Фейсбуке. Вся «стена» была в обращениях её подруг и друзей, которые соболезновали её кончине. Глория успела заметить дату публикации первого обращения – пятнадцатое января две тысячи тринадцатого года, полтретьего пополудни.

– Но как? – растерянно спросила Глория.

– Должен заметить, моя дорогая, что ты начинаешь путаться.

– Что вы имеете в виду? Вы отвечаете на мои вопросы, почему их не становится меньше?

– Тебя переполняют эмоции, вследствие чего ты сбиваешься. Ты уже задавала вопрос о своём исчезновении.

– Так ответьте мне хотя бы на один вопрос, чёрт бы вас побрал!

– Ты разве ничего не помнишь?

– Нет же, иначе я вас не спрашивала бы!

Композитор не отводил своего взгляда от монитора и многозначительно молчал, потирая пальцы рук.

– Я помню только тринадцатое января, – стала перебирать Глория отрывки памяти. – Мы отыграли свои номера, сидели за кулисами. Потом ходили по театру. Со мной были девочки и Рассел. После обеда мы сели в автобус и нас отвезли в гостиницу.

Глория подняла удивлённые глаза, как бы спрашивая невидимого собеседника, правильно ли она всё помнит.

– С вами в автобусе был кто-то из взрослых? – спокойно произнёс Композитор.

– Конечно, – оживилась Глория. – Якоб Фуллз – наш любимый водитель.

– Почему любимый? – перебил мужчина.

– Он разрешал нам включать по bluetooth 7нашу музыку. Кто ещё?.. Саманта Гейлл, Моника Фиттчер, Лиз МакЛиммент, но это всё чьи-то родители.

– Я был в том автобусе, – мягко ответил Композитор, ожидая какой-то реакции.

Глория нахмурила брови, перед её глазами всплыла картина из того злосчастного автобуса. Она у окна в паре с Файллен Мур, напарницей четырнадцати лет. За окном падал снег, усыпая дороги, из-за чего автобусу иногда приходилось буксовать, и ребята звонкими возгласами подбадривали водителя перед возникающими преградами. Панорамы городской инфраструктуры сменяли одна другую. Затем они выехали за город, и панорамы сменились на белоснежные равнины и дорожные эстакады, и вскоре они прибыли к гостинице, которая находилась в двадцати милях от Нью-Йорка – в частных владениях крупных бизнесменов-меценатов, который год любезно финансирующих творческие фестивали.

– С нами были какие-то мужчины, но я знаю только одного, – как в тумане произнесла Глория. – Это Бенжамин Котт, отец Филиппа Котта. Вроде бы он угощал всех конфетами, но я могу ошибаться. Они показались мне приторными, с горькой начинкой внутри, которую невозможно было есть. Хотя моей подруге так не показалось.

Глория подняла глаза на веб-камеру и с тревогой посмотрела на неё.

– Я лично не знаком с мистером Коттом, но конфеты были мои.

Тут глаза девочки наполнились слезами. Всё стало как в тумане, и хлынул поток воспоминаний: сосед сзади привлёк внимание и предложил угоститься чьими-то конфетами. Глория не могла увидеть лицо хозяина сладостей, так как мешала голова Файллен Мур, да и вид за окном автобуса был куда более интересным, чем пассажиры в нём. Когда конфета растворилась во рту Глории, угощавший уже стоял к ней спиной.

– Конфеты стёрли вам память, Глория, – неожиданно прервал её воспоминания Композитор.

Для Глории его голос звучал действительно как-будто издалека. Такой мягкий, но так леденяще отчётливый голос не имел хозяина, он звучал из пустоты, состоящей лишь из водяного пара.

– Зачем? – со слезами на глазах спросила девочка.

– Таков был мой план, дорогая, – всё так же мягко произнёс голос, словно в совершённом его хозяином не было ничего ужасного. – Я присутствовал на каждом выступлении, я выбирал и отбирал лучшего, пока не заметил тебя.

– Члены жюри и судьи так не считали.

– Плевать. Их мнение – штамп. Давно изжившее себя представление о современном искусстве. Что уж говорить о реальной, а не субъективной оценке того или иного участника.

– Двадцать детей отравлены из-за меня одной? – голос девочки задрожал, и через мгновение слёзы из её глаз полились потоком.

– Там не было двадцати детей, – возразил мужчина.

– Двадцать детей… – сухо повторила Глория. – И я вместе с ними.

– Это не столь важно, поверь, моя дорогая.

– Вы хоть слышите себя? – она почти кричала.

Голос замолчал, его обладатель обдумывал, как заставить Глорию не отвлекаться на лишние для него разговоры.