Неля Булгакова - Штрафная зона

– Слышь, Бонька? А если бы в войне мы не победили, чего бы тогда с нами было? – спросил Пашка, чтобы не слышать свист из Бонькиной груди.

– Как чего? Ничего бы не было. И нас бы не было.

– Почему? Они бы нас всех убили?

– Поработили. Нам же сто раз рассказывали.

– А это как, Бонька? Вот ты мне расскажи, как это поработить? Как собаку что ли на цепь посадить? Так зачем нас на цепи держать, жратву переводить?

– Чё ты придуриваешься. Раб – он для работы.

– Так и сейчас все работают. У меня мамка на заводе десять часов работает.

– Ну это же для себя, для своего государства, – начал объяснять рассудительный Бонька, – а не для врагов. Для своих можно и двенадцать часов работать и, ещё, знаешь, если бы нас поработили, то фиг бы стали в школе учить, а сейчас мы образование получаем.

Пашка недоверчиво посмотрел на Боньку.

– Я это образование ненавижу вместе с их вонючим санблоком и похрями. У меня от протоколов между ушей чешется. Вот ты скажи, на кой черт они нам нужны, эти протоколы? Лучше бы рассказывали про другие планеты.

– Ты что! Информация про другие планеты находится в основном протоколе запрета.

– А почему?

– Чтобы не повторилась война.

– Не понимаю. Вот хоть тресни, не понимаю. При чём здесь война?

Бонька хотел ответить, но неожиданно закашлялся и кашлял минут пять.

Пашка нахмурился. Потом шли молча, Пашка думал про образование. По всему выходило, что он был предателем, потому что он, пожалуй, совсем не против, если б какие враги его отменили, это образование. Особенно, санблок. После него шрамы от ожогов месяц не заживают, а попадал Пашка туда уже два раза. Ну не получалось у него соблюдать дисциплинарную матрицу, никак не получалось.

Мальчики подходили к поселку. Дорога стала суше, кучи мусора на обочинах запорошил снег, стекавший вонючей жижей в узкую канаву вдоль дороги. Некоторые мусорные завалы были высотой выше метра. Поселковые собаки бродили по вершинам помойных архипелагов, как горные козлы.

– Смотри, это ж Дуська! – обрадовался Пашка, увидев знакомую псину с оттянутыми сосками. – Она с нашего двора, в подвале живёт, у нее щенки маленькие. Эх, покормить бы её, – Дуська, Дусь… – Пашка позвал собаку, та завиляла хвостом, примериваясь, как бы ловчее спрыгнуть с горы к приятелю.

Собака уже вытянула вниз лапы, но вдруг зарычала, потом сунула нос в мусор и вдруг громко залаяла, отпрянув назад. Некоторые хвостатые товарищи удивленно поддержали её с соседних куч, но без особенного энтузиазма. Собаки здесь были пуганые и битые человеком, поэтому без надобности пасть старались не открывать. Дуська же продолжала лаять, время от времени переходя на глухой рык.

– Ты чего, Дусь? – Пашка шагнул к обочине, – ты чего там нашла?

Бонька быстро оглянулся. Улица была пуста. Пашка остановился возле кучи, не решаясь шагнуть через канаву. Дуська, увидев поддержку, потянула из мусорного завала, хрипя и мотая головой, какую-то тряпку. Пашка встал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть Дуськину находку и вдруг так же, как и собака, отпрянул. Тряпка оказалась рукавом пиджака, из которого торчала человеческая кисть. Дуська потянула дальше, и Пашка увидел уже и самого обладателя руки. Мертвяк. Труп. Сомнений не было. Среда обитания давно научила Пашку с Бонькой определять подобные штуки на глазок, как и то, что оставаться рядом с находкой было неразумно. И уж совсем было бы глупо звать на помощь.

– Пашка, уходим, – Бонька нервно озирался, – не стой. Пошли. Сейчас «нарзы» появятся. Потом не докажем.

Пашка уже собрался шагнуть назад, но тут рука мертвяка упала вниз, и откуда-то из рукава выкатился небольшой шарик, размером с каштан. Шарик покатился с кучи мусора, явно целясь свалиться в канаву, но почему-то скакнул на ржавую жестянку, потом ловко подлетел вверх и приземлился прямиком под ноги Пашки, чудесным образом миновав узкую вонючую топь. Мальчики завороженно смотрели на удивительный шар. Тот заманчиво поблёскивал и немного светился. Пашка вопросительно посмотрел на Боньку, тот отчаянно замотал головой. Пашка дёрнулся было уходить, но все-таки не выдержал и присел на корточки.

– Не надо, Паш. Нас найдут. Вот увидишь. Там запрет во всех протоколах – не трогать незнакомые вещи и сразу сообщать в народную защиту. Пашка, мы санблоком не отделаемся. Трибунал же. – Бонька продолжал бормотать, но Пашка его не слушал. Он дотронулся до шарика пальцем и почувствовал лёгкое дрожание.

«Вот оно! Наконец-то! Свершилось» – подумал Пашка, не осознавая ясно, что именно свершилось, но понимая, что нашёл вещь непростую. Он схватил шарик и быстро сунул в карман.

– Бежим!

Боньке повторять было без надобности. Они помчались вместе до главной развилки в начале поселка. Дуська, благоразумно заткнувшись, бежала за ними. На развилке мальчишки, не прощаясь, разбежались в разные стороны. Бонька перед поворотом оглянулся и внимательно посмотрел назад. Дорога оставалась пустой.

В гамаке было неудобно и холодно. Дэн спрыгнул на землю и с сожалением посмотрел на куртку конфискованную Линдой. Девушка лежала с закрытыми глазами в соседнем гамаке. Подключена. К сессии готовится. Всегда понятно с первого взгляда, спит человек или подключен, хотя внешне – ну никаких отличий, все мимические мышцы неподвижны. Но сколько раз ни проверяли, никто ни разу не ошибся. Алекс тоже подключен, вон голову на бок свесил.

Дэн сам редко подключался, только если был полный завал и цейтнот, в остальное время предпочитал бумагу. Ему как историку полезно активировать Ю-зону нейронов. А психологи таки признали, хоть и неохотно, что Ю-зона активируется исключительно при работе с бумагой, даже с древней электроникой не активируется. Бумага и только бумага. Технари, правда, и тут не растерялись, заявили, что им эта Ю-зона ни к чему и, якобы, даже мешает. Якобы Ю-зона провоцирует психические расстройства. Бред, конечно. Не может она никому мешать. А психические расстройства у технарей и так вроде насморка. Жулики лабораторные. Дэн подумал, что может ему стоило в нейропсихологи податься. Хотелось бы разобраться, как наш котелок варит.

Неожиданно подул ветер, сметая сухие листья с велосипедной дорожки. Дэн потянулся, зябко передёрнул плечами и замахал энергично руками и ногами, чтобы согреться. Конечно, в Оксфорде в это время потеплее, чем в Москве или Питере, но всё-таки это была Британия, а не Италия. И почему бы им было не соорудить мировой Университариум, например, в зоне Майами, куда они госпиталь воткнули. Тоже мне, жертвы традиций. Говорим учеба, подразумеваем Оксфорд. Эх, сейчас бы на песочек, под солнышко, на бережок с синим горизонтом. Он несколько раз присел и вдруг завопил во всю глотку на манер индейца из детских игр, сопровождая дикими плясками круг почета вокруг площадки с гамаками.