Самара Мо - ППП – Психоз После Полуночи. Сборник рассказов

Она будила меня ночью, крича как ошалелая, что в огород залезли козы, и шла ругаться к соседям полуголая. Я лишь слушала, как она долбилась кулаками в их двери, как громко они возмущались в ответ на её позднее появление, и выходила на улицу с фонариком и опухшими от недостатка сна глазами в поисках несуществующих коз. Но только так она могла успокоиться.

Когда я застала её с ножом в абсолютно не дрожащей руке прижатым к сонной артерии на своей шее, она лишь буднично так проговорила мне, что не может больше и дальше так жить. Думаю, она чувствовала что-то во мне, и предчувствие неминуемой беды сводило её с ума. Вероятно, она боялась меня или того, что я могла бы сделать.

Даже лягушка сидит на болоте и жрет комаров. А ты на что? Так когда-то говорила моя мать, пока ещё была жива. Моя сумасшедшая мать. Когда я слонялась по округе без дела. Временами мне кажется, это она заставила меня верить в это чудовище. Иногда же думаю, что сама создала этого монстра.

Знаете ли вы, что чувствует маленькая шестилетняя девочка, с лицом перепачканным соплями и слезами, со спутанными грязными волосами и раненой жестокой душой, проводя свои дни в полной изоляции от людей и на что способен этот детский мозг, когда ему нечем заняться?

Не знаю, чем занимались вы, но я, вспоминая о своём детстве, помню только гущу леса и тёмный чердак в родительском доме, в котором кроме огромных пауков никто больше и не обитал. Часами я могла перебирать весь тот хлам, что хранился там годами. Помню, как-то, мне даже посчастливилось найти там шарманку, но счастье моё длилось недолго потому, как мать спалила её в печи, так и не рассказав мне, что это такое.

Потом я долго сама себе придумывала, истории о происхождении того или иного предмета, назначение которого не могла осмыслить. Придумывала так, будто их рассказывала мне мать. Вылезала я оттуда уже заполночь, точно замарашка обвешанная нитками и паутиной. Но спать ложилась довольная.

Записка 9. Рисунок с домом окружённым тростником.

Не могу сказать точно, когда это случилось. Возможно, мне было семь или восемь, но знаю наверняка, что то был год, когда в лесу пропала девочка. Мама сказала, что мы учились с ней в одном классе, и даже описала мне её внешность, когда поняла, что мне ни о чем это не говорит. Но даже после этого я не смогла вспомнить её лица. Тогда она и рассказала мне местную легенду. Возможно, она и выдумала её сама. Воображения у неё для вымысла было предостаточно, но на меня та история произвела неизгладимое впечатление. Легенду о старухе, живущей на окарине поселка, в доме, окруженном высоким тростником.

Как сейчас помню веревки, сдавливающие мне грудь. Мать привязала меня к стулу. Туго. Я хриплю, задыхаясь в истерике. Пытаюсь ей сказать, что мне тяжело дышать, но она лишь убеждает меня, что прочла в одной занимательной книге, что если ограничить подвижность, запоминание происходит в разы лучше. На моей ноге один носок и тот почти сполз. Другой валяется рядом на полу. В него я насобирала переливающихся на свету камешков, что насобирала у реки, но маме они не интересны. Всё тело болит от нанесённых ею ушибов, чувствую, как заплывает правый глаз. До сих пор не знаю, за что она так била меня, но то были единственные случаи, когда она прикасалась ко мне. Одним словом, я хорошо запомнила тот день, как оказалось.

Так вот, руки матери дрожали в тот день. Я видела, что она на взводе и готова ударить меня в любой момент. Не знаю, сколько часов она потратила на тот рисунок, что положила мне на ноги, но дался он ей с трудом. Работа над ним вымотала её, но получилось вполне достойно, насколько я помню. На рисунке ночь. Луна почти совсем затянута тяжёлыми грозовыми тучами. Вижу, что там бушует гроза, и молнии прорезают ночное небо, но высоко в небе кружит большая птица. Кружит над домом, стоящем справа на рисунке. Хотя дома там и нет. Ни тростника, ни дома, ни скелетов животных, которыми усыпана тропа, ведущая к нему, но я знаю, что они там есть. Верю в это, потому что в это верит мама. На рисунке видна лишь прогнившая от старости деревянная крыша, а вокруг нее бурлящая вода. Я вижу, белые барашки пены вокруг и думаю, что эта чёрная вода пытается сожрать и дом и крышу, так же как она укрыла под собой высокий тростник и скелеты животных, что обглодали те уроды.

– Она внутри, – говорит мне мама, – смиренно лежит на кровати под водой. Ноги вытянуты вдоль и к ним привязан тяжёлый груз, ровно точно так же, как и к шее старухи. Руки скрещены и прижимают к груди портфель. Серый портфель. Ты видишь её? Видишь?! – Кричит на меня мать, тыкая пальцем в крышу на рисунке. – Она там. Те выродки разозлили духов тех лесов. Дети подобные тебе. Отродье. Разозлили тем, что издевались над животными. Сдирали кожу, срезали мясо, а кости бросали на тропу. К дому, жительница которого никогда не выходила из него. Её прозвали ведьмой и издевались над ней. Они осквернили лес. Осквернили старуху. Ворвались внутрь и вытащили старую женщину на улицу. Она скончалась там же, на тропе. Они бросили её тело там, не прикоснувшись даже пальцем. Именно тогда и случилась та вода. Чёрная вода. То наводнение погубило урожаи и унесло немало жизней, но ведьма на том не остановилась. Когда сошла вода её распухшее тело, привязанное к кровати, нашли внутри дома и тот самый портфель на груди. Она не желала уходить. Хотела остаться в доме и мстить. Некоторые говорят, что она и сейчас лежит там, высохшая, сгнившая, но тот портфель и до сих пор при ней.

Всего неделю спустя после смерти, как рассказывали местные, её заметили впервые. Как раз тогда, когда начали гибнуть люди. Невзрачная крадущаяся в ночи фигура. Говорили, перед тем как она появлялась, громко квакали лягушки. Целая орда лягушек, призывающая свою ведьму на месть. В руках портфель, а внутри остро наточенный тесак. Людей тех находили в лесу, обескровленных и с отрубленными руками, что старуха бережно хранила в том портфеле. Руки людей осквернивших саму природу.

Ты одна из тех людей, и она придёт за тобой, если ещё раз сунешься туда, куда не нужно. – Закончила мать и оставила меня привязанной ещё на три долгих дня, после которых от меня воняло, вероятно, так же, как от той сгнившей старухи. Я была почти при смерти.

Ты не должна думать о ней. Иначе она станет реальностью. Жалкое срамное дитя. Я чувствую, как она хочет прорваться в этот мир через тебя. Ищет лазейку в твоей чёрной душе – Не раз повторяла мне мать, когда подходила ко мне проверяя, жива ли я, в течение тех самых страшных дней из моего детства. Но я всё равно продолжала думать о ней. Я была зла.

В этом месте несколько страниц вырвано. Клочки торчащей рваной бумаги испачканы чем-то чёрным. Возможно, там был рисунок?