Самара Мо - ППП – Психоз После Полуночи. Сборник рассказов

Женщина подползла к двери, болтающейся на одной из дверных петель, за ручку которой бралась когда-то несчётное количество раз и попыталась подняться, до сих пор не веря в реалистичность происходящего с ней. Галина Николаевна, во что бы то ни стало намеревалась уйти ещё до того, как что-то могло произойти с ней. Подтянулась, превозмогая возможности своего рыхлого тела и сумела таки встать. Погнутые проржавевшие петли выдержали её немалый вес, чему женщина оказалась несказанно довольной, если учесть тот факт, что она и понятия не имела, что уже десять минут как мертва.

Свежий ветерок задувал через развалившуюся стену, ведущую к реке. Именно туда она и направилась, несмотря на то, что могла бы выйти через главный вход. Слава Богу, дорогу эту она знала, хоть и подозревала, что за годы её отсутствия, там всё сильно заросло. Память то осталась. Женщина подошла к стене, рукой облокотилась о повалившееся бревно, наклонилась и оказалась за пределами школы, где она когда-то преподавала русский язык и литературу.

– Вот выродки. Куда же вы все подевались? Неужели я здесь совсем одна? Проклятье.

Стоило ей ступить на шершавый ковер из сухой травы и листьев, как где-то на воде послышались всплески. Не сказать, что это её сильно удивило. Инстинкты подсказывали ей, что здесь она оказалась не случайно, а сердце сжималось от ужаса, понимая, зачем конкретно. Она двинулась на звук, хоть ей и было чертовски страшно пережить это вновь. Луна, похожая на перегорающий фонарь освещала ей дорогу, а прохладный ветерок, что задувал с востока, пусть немного, но успокаивал расшатавшиеся нервы. Звук становился всё громче и отчётливей.

Идти по кочкам на каблуках было крайне неудобно, но она не захотела скидывать туфли. Ноги то и дело подкашивались, но она сумела преодолеть расстояние до воды достаточно быстро и, наконец, увидела её. Там, вдалеке, под покровом ночи, за высоким камышом по воде отчаянно шлёпали чьи-то маленькие ручки, из последних сил пытаясь удержаться на воде.

– Нет, – она замотала головой, словно ребёнок отказывающийся есть капусту, – Нет, я не буду делать этого снова. Ни за что.

Она помнила почему не хотела помогать ей тогда, и не испытывала никакого желания делать это сейчас.

– Маленький паршивый дьяволенок. – Прошептала она те же слова, что и пятнадцать лет назад. В тот день вокруг неё в истерике метались дети, не понимающие, как помочь свой однокласснице, запутавшейся в тине. Прошептала, потому что понимала, пусть они лишь дети, но они услышат в её голосе ненависть. Сообразят, какую сильную неприязнь она испытывала к этому ребёнку.

– Сдохни там. Ну же, сдохни. Подыхай. – Всё шептала она тогда, а маленькая девочка с опухшими от слёз глазами всё дергала её за подол её серой юбки и рыдала, что есть мочи. Но малышка всё отказывалась умирать, глотая воду и выкрикивая нечто нечленораздельное. Прошла минута, за ней другая, а она всё кричала, надрывая голос. Нет, она не звала на помощь и не призывала маму. Она боролась и проигрывала тот бой. Галина Николаевна отказывалась шевелится, и только ветер развивал её длинные волосы. Мысли в голове путались, словно стая озлобленных пчёл.

Да. Так было тогда. Но сейчас то по-другому. Или нет? Вдруг я не смогу выбраться отсюда, если не спасу эту малолетнюю тварь? – подумала женщина.

И она полезла в воду, задирая подол своей совсем не серой, но разошедшейся по шву сзади юбки, наблюдая, как чёрная вода обтекает её подобно смоле, поглощает её бледные старушечьи ноги. Холодит настолько, что сводит пальцы.

Когда же женщина доплыла до ребёнка, та уже скрылась под водой выпуская пузыри. Нырять не стала, просто вытянула руки вперёд, шаря под водой там, где исчезло тело ребёнка. Без особого труда нащупала её волосы, накрутила их на ладонь и с усилием потянула вверх. На поверхности показалось детское личико – бледное, худое и безжизненное. Женщина схватила её за подмышки и затрясла что было сил. Маленькая головка облепленная волосами заметалась из стороны в сторону, словно в руках она держала не человеческое существо, а манекен, с головой поворачивающийся на шарнирах.

– Давай. Приходи в себя, ты маленькая сучка – заверещала Галина Николаевна. И сучка откликнулась на призыв бьющейся в истерии женщины. Мелкая игривая рябь на воде вдруг стала гладью, идеально зеркальной в ярком свете луны, но Галина Николаевна этого не заметила, потому, как не могла оторвать взгляд от лица ребенка, с которым что-то было не так. Когда же, наконец, поняла, выпустила тело девочки из своих рук и попятилась назад, к зарослям шуршащих камышей.

– У тебя нет глаз. Почему у тебя нет глаз? Такого не может быть – пробормотала она скорее для самой себя.

– Глаза это то, что ты забрала у меня. Это то, что ты ненавидела всей душой. То, как я смотрю на тебя – спокойно отвечаю я женщине, которая гнобила меня большую часть моих школьных лет. А потом я увидела её – ведьму, созданную мной, с чёрным шевелящимся лицом укрытым драной вуалью, что возникла за спиной учительницы. В её кривых руках портфель, разрисованный витиеватыми астрами. Тот портфель разинут, как широко раскрытый рот голодной чёрной акулы. А в голове моей одна лишь фраза: Отрежь ей руки, сунь в портфель.

Что? Зачем? – спрашиваю я, то ли себя, то ли её, но в действительности уже понимаю, что она вне меня. Теперь она живая и она голодна.

Именно тогда до моего освободившегося от её постоянного гнета сознания, наконец, и дошло, что это именно она повинна в смерти моей матери. Повинна в её сумасшествии. И именно она заставляла и принуждала преподавательницу ненавидеть меня. Как и многих других. Ей нужна была моя злоба. Нужно было моё отчаяние и гнев. Для неё они подобны топливу разжигающему костёр.

– Нет. Ты не получишь её. – Говорю я хромоногой ведьме и с резким звуком чвак, высовываю карандаш марки «Винус» с пометкой «м», что значит мягкий, из основания шеи ничего не соображающей Галины Николаевны.

Записка 13. Моя единственная встреча с реальной ведьмой.

Всё произошедшее далее, случилось не в реальности. Оно случилось в тумане, ибо только там я могла отыскать дом, укрытый от внешнего мира высоким тростником. Дом ведьмы. Вообще, я всегда знала, что она там прячется, просто отказывалась в это верить.

Всё это время она ждала, когда я осмелюсь на этот шаг. Осмелюсь лишить жизни живое существо. Ждала момента, когда из меня начнёт сочиться ненависть. Только так она могла попасть во внешний мир. Через мой необузданный гнев.

А я всё думала, с чего же мать тогда решила, что я думаю о ней? О ведьме? Ведь я не делала ничего плохого. Но так ли это? Или я просто стёрла из памяти всё то скверное, что натворила когда-то? Вполне могла. Я всегда была особенной девочкой. Просто не знала об этом. Девочкой способной озеленить весь лес, даже когда его уже поглотила глубокая мрачная осень. Я не могла смотреть на опадающие лепестки цветков. На увядающие листья деревьев. И куда более серьёзным потрясением для меня, как для неразумного, ничего не соображающего ребёнка, было осознание всепоглощающей неминуемой смерти всего, что окружало меня с первых дней моей никчёмной жизни. Осознание того, что у любого живого существа есть свой предел. Износ жизненных сил. Так не должно быть! – кричала я.