Вадим Плугов - Нектар небес

Вж-ж-жих! У-у-ух!

Под потолком что-то зашипело – и меня окатывает струями холодной воды. Включилась система пожаротушения. Успеваю застегнуть молнию до подбородка и накинуть капюшон. Так вот зачем одежда прорезиненная! Как раз на такой случай. Очень предусмотрительно! Да, действительно, наши тела должны быть сухими и чистыми. Вода хлещет секунд пятнадцать-двадцать и затихает. Наверное, что-то сломалось, но огонь в конце коридора она все же потушила. И на том спасибо!

Периодически доносятся разные звуки: крики, топот, треск ломаемой мебели, звон разбиваемого стекла, даже выстрелы – одиночные и очередями. Пару раз звучат приглушенные хлопки. Взрывы?! Над всей этой какофонией бодро, стараясь максимально поднять людям настроение, звучит аварийная сигнализация, женский голос которой предлагает сохранять спокойствие, не поддаваться панике и следовать к выходу. Как говорит дед, накрыться белой простыней и ползти в сторону кладбища. Очень древняя мудрость.

Отхожу, скользя на мокром полу, к стене и, присаживаясь на пятки, прижимаюсь к ней спиной рядом с разбитым окном. Перевожу дыхание. Женский голос, призывавший к спокойствию и спасению, замолк. Вспоминаю, что говорили нам о плане эвакуации из здания перед медосмотром. Идти к лифтовым и лестничным площадкам, свой этаж не покидать и ждать, когда за нами придут. А если все это задымлено, как при большом пожаре, и ничего не видно? Что гадать, надо действовать! Только вот как? Оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти ответ на этот вопрос, но он пока никак не находится.

В полутьме коридора, освещаемого лишь аварийными лампами, медленно раскачивается свисающая с потолка на черном проводе еле-еле горящая трубка обычного, бледно-белого света. Рядом со мной в стене выбитое окно, рядом с ним дверной проем. Окно и дверной проем расположены как и в моей комнате, из чего я делаю несложный вывод о том, что здесь, скорей всего, такая же комната, что и та, где «тушки» оставили меня перед этими жуткими взрывами. Сама дверь тоже выбита, как у меня, и лежит на полу внутри комнаты. Перед окном, справа от меня, пол засыпан мелким битым стеклом, очень похожим на битое стекло электромобиля. В свете аварийных ламп оно кажется россыпью рубинов в подземелье волшебного замка, как в сказках, которые отец читал мне в детстве. Гоню от себя эти мысли. Нашла время для романтики и воспоминаний! Перед своей комнатой я просто не обратила внимания на, вероятно, точно такие же. Не до того было.

Холодная вода стекает с волос под курткой на голую спину и поясницу до поясной резинки штанов. Очень неприятное ощущение. Как будто мокрой тряпкой по ней ударили. Так меня однажды в детстве бабуля наказала за какую-то шалость. За что именно, уже и не помню. Откидываю капюшон, достаю волосы из-под воротника, перебрасываю через плечо и начинаю отжимать. За спиной скрежет. Настораживаюсь. Ну мало ли что.

– Кто там? – слышится за стеной тихий знакомый девичий голос и несколько всхлипов.

Я аж подскакиваю от неожиданности. Это еще кто? Словно в ответ на мой вопрос звучит новая реплика:

– Я… я Маша. Кто там? – Снова всхлипы.

Маша? Что еще за Маша? Пышка? Пыш, ты, что ли?

– Привет, – машинально здороваюсь я. Но мы ведь уже виделись и даже разговаривали! Стараясь сгладить глупость, произношу: – Я Крис, Кристина. Мы летели сюда на соседних местах в гравилете.

– Я помню. Ты – которая про гравилет говорила.

– Точно, – подтверждаю я и задаю вопрос: – Ты там одна?

– Одна, но… но тут дядька лежит, – слышу немного странный и заставляющий взволноваться ответ.

– Что за дядька? – с напряжением в голосе спрашиваю я.

– Он меня проверял, а потом… потом упал. Когда громыхнуло и свет погас.

Кажется, я начинаю понимать. Это, наверное, тот «тушка», который проверял и меня, а потом пошел проверять Пыш. В очередной раз слышу всхлипы.

– Где он лежит? – пытаюсь выяснить подробности.

– У входа… – Снова всхлипы.

Ясно, надо что-то делать. Аккуратно, на полусогнутых ногах иду вдоль выбитого окна. Под ногами хрустит битое стекло. Убираю мокрые волосы со лба. Дохожу до дверного проема и вижу через него внутри комнаты ноги охранника. Протягиваю руку, дергаю за штанину, понимая при этом, что так просто в чувство его не приведешь. Возможно, серьезно ранен. Идти в комнату бессмысленно, там слишком темно. Буду вытаскивать в коридор. От Пыш, похоже, толку мало. Значит, сама. Берусь за ноги. Не очень вежливо, конечно, по отношению к взрослому человеку, но с учетом обстоятельств, надеюсь, он меня простит. Начинаю тянуть. Здоровый дядька, да еще в бронике. Кое-как выволакиваю тело в центр коридора, смотря на ноги. Фу-у-ух! Выдыхаю.

– Мах, выходи! – говорю я.

Внимательно осматриваю тело, насколько это возможно при скудном освещении аварийных ламп. Ноги, живот, грудь, плечи… В ужасе отшатываюсь назад. Отдергивая голову в сторону, до боли закусываю запястье правой руки и загораживаю пальцами левой глаза и вдобавок на мгновение крепко их зажмуриваю. Открываю глаза, глубоко дышу носом и высоко поднимаю подбородок, сдерживая рвотные позывы.

У тела нет головы.

От того места, где она должна находиться, тянется темная полоса в комнату. Кровь. Значит, голова, вероятно, где-то внутри. Фу-у! Проверять не хочется. Рвотные позывы все-таки удалось сдержать. Глубокое дыхание позволяет успокоиться, насколько это сейчас вообще возможно. Перевожу взгляд на дверной проем. С правой стороны внизу на темном фоне дверного проема вижу белый полукруг, на нем мигающий глаз. Пыш, освобожденная из заточения моими стараниями, собирается выйти на волю. Полукруг с одним глазом превращается в круг с двумя глазами, а затем целиком в девушку с мокрыми, как у меня, волосами, заплаканными не как у меня глазами, распухшим от слез носом и в такой же, как и у меня, одежде и обуви. Все это мне удается различить даже при таком скудном освещении. «Значит, ее тоже не забраковали, раз уж она оказалась в соседней со мной комнате в одежде для скилпов», – с грустью рассуждаю я.

– С-с-спасибо, – бубнит дрожащим голосом Пыш.

– Пожалуйста, – отвечаю я.

Так. Что делать теперь? Как говорит дед, «оружие – твой самый лучший и преданный друг». Вновь осматриваю мертвое тело, старательно избегая переводить взгляд на верхнюю его часть. Нашла! К правому бедру пристегнута кобура с пистолетом, к левому – ножны с ножом. На правом плече замечаю темного цвета устройство очень похожее на рацию. Связь не менее важна, чем оружие, говорил папа. Но сначала все-таки оружие, решаю я. Брать чужое – плохо, да еще снимать с мертвеца, но выбирать не приходится. Встаю на левое колено перед погибшим. Сжимаю губы, стискиваю зубы и вытаскиваю пистолет – бац! – он пристегнут вьющимся, как у телефона, проводом с застежкой-карабином на конце. Кое-как отстегнув застежку, соображаю, что мне некуда засунуть оружие: в одежде нет карманов, а под ней я голая. Чувствуя себя полнейшей дурой, вновь пристегиваю пистолет к карабину, вкладываю ствол обратно в кобуру, которую снимаю с тела погибшего, и пристегиваю к своему правому бедру. Рассматриваю нож. Он так же пристегнут к ножнам, как и пистолет к кобуре.