Антон Задорожный - Мы никогда не умрем

Ответив на немое недовольство супруги взглядом, красноречиво говорящим ей: «настанет день, и я тебя брошу, подожди», Аркадий смягчился и добавил:

– Извини. – Прощенья он просил не у сына. Отношения с женой сейчас дороже, ибо их ссоры непременно отразятся на ребенке. К мальчику он обратился со словами:

– Ванюш, у меня сегодня болит голова, надо пройтись с мамой.

На что мальчик вскричал:

– Раз болит голова, раз тебе плохо, почему ты не останешься?! – Не найдя ничего лучше, чем можно было бы ответить сыну на его справедливый, но несуразный выпад, Аркадий процитировал Константина, наконец-то поняв глубину его предсмертной мысли:

– Послушай, признать поражение – иногда это уже победа. Потерпи. Я скоро вернусь.

– Хорошо, – обронил Ванечка, успокаиваясь. Ни слова не говоря матери, он вышел из кухни и направился в комнату.

Наташа засияла от радости, как, быть может, сияют злорадные мачехи, заставляя золушек выполнять грязную работу. Ее собственнические глаза наслаждались болью ребенка. «Аркадий только мой», – светили они нездоровым пламенем ревности.

– Ну что, дорогой? Пойдем собираться?

– Да, пожалуй, – вздохнул предприниматель, едва заметно улыбнувшись. Как же не улыбаться, если эта баба в свои тридцать лет так ничего и не поняла в жизни? Курица. Он вспомнил, как бы невзначай, что семь лет назад прибрал ее, больную сифилисом молоденькую проститутку, к рукам, выкупив у местных кавказцев. «Дурочка, где бы ты была сейчас, если бы не я?» – думал он. Как же тут не радоваться?

– Наконец-то ты снова улыбаешься! Давно я не видела, – радостно прощебетала жена. – Куда пойдем?

– Скоро узнаешь, – загадочно ответил Аркадий, представив, как же будет хорошо, если однажды Наташа составит Константину компанию…

– Как же мне с тобой повезло, любимый! – подытожила Наташа, поцеловав супруга.

Ясное дело, он не стал ее переубеждать.

Кто говорит, что жизнь – простая штука, тот ошибается. Не более прав и тот, кто уверен, что она обязательно сложна. Путь к золотой середине между одним и другим у каждого человека свой, и в признании его неповторимости, наверное, и состоит секрет сохранения духовной свободы.

Анька была сексуальной студенткой медицинского колледжа. Учась на медсестру, она нашла в себе силы подрабатывать сутки через трое в хосписе, за чертой города, в котором родилась и жила вот уже двадцать лет.

Девушка считала, что нет более циничных людей, чем психологи, врачи и педагоги, но она знала и то, что без доли цинизма в работе таких людей никак нельзя. Также она знала, что работа медсестры или санитарки сродни служению любящей матери – своему ребенку, солдата – своей стране, волонтера – нуждающемуся.

Обучение сестринскому делу залечивало ее эмоциональные раны, которые она получала в первые месяцы ухода за умирающими детьми. В учебе она набиралась новых знаний и сил, позволяющих ей помогать пациентам выиграть их персональную борьбу – с жизнью или смертью – в те часы одиночества, когда психолог не мог оказаться у постели терминального больного, а родители отказывались переживать печальный финал вместе с осознающим приближающийся конец ребенком.

К примеру, – узнала она из работ известного психиатра Д. Н. Исаева, – лишь в середине прошлого столетия специалисты начали замечать, что переживание ребенком собственной смертности и факта собственного умирания значительно отличается от переживаний взрослого человека – в зависимости от возраста, опыта, воспитания, мировоззрения и прочее. До этого считалось, что дети умирали, и все. Они же – маленькие, не сформировавшиеся, какие тогда могут быть особенные волнения? Что смерть? Пшик. Тьфу! Со всеми случается.

Но это было тогда, а в наши дни Аньку разбирала злость на чиновников, по представлениям которых, маленькому ребенку не нужны наркотики в целях облегчения их боли. Эти вообще считают, что дети в РФ не умирают. Иначе не понять, почему педиатр не имеет права выписать родителям угасающего ребенка необходимые обезболивающие препараты. Больница и хоспис разделены как функционально, так и законодательно, ведь в первых умирать не положено – разрешено только лишь идти на поправку.

Ей не хотелось отводить глаза в сторону в случае некорректного обращения с пациентами хосписа, которым обеспечивают уход из жизни в подобающих для такого события условиях. Какой смысл в облегчении страданий, если ты будешь относиться к умирающему как к дровам, которые скоро отправятся в печку?

Дабы не перегореть, Анька выбрала для себя вариант трудиться хорошо настолько, насколько это возможно в хосписе, не пытаясь переживать за всех и каждого.

Умение отстраниться от эмоций и вместе с тем признать смерть как данность, которую придется встретить каждому, помогло девушке не зачерстветь. Очень скоро она прочувствовала, что столкновение со смертью – это испытание, не выдержав которое, можно разочароваться в жизни. В среднем за одну календарную неделю в отделении хосписа отправлялись на тот свет десять человек. Ведя подобную статистику, можно было бы легко сойти с ума, ведь в сравнении с покойными легко ощутить себя если не бессмертной, то хотя бы – долгожительницей. Со временем для Ани стало привычным уходить домой после смены, держа в памяти одних людей, а возвращаясь, встречать на их месте совершенно других.

Немало сил потребовалось ей на то, чтобы научиться забывать об ушедших. Чтобы не послать все к черту, девушка напоминала себе, что существует жизнь за стенами этого учреждения, из которого она всегда может уволиться. Поэтому она часто отвлекалась от чужих трагедий общением с друзьями, походами в кино или театр, поездками на окраины их городка, который заезжие москвичи часто называли поселком. И вот несколько месяцев назад Анечка, девушка с русыми волосами и глазами зеленого цвета, встретила свою любовь. Она надеялась, что этот мужчина в ее жизни не Очередной, а Последний.

Хотя некоторые знания в области нормальной физиологии и биохимии убавляли очарование нахлынувших на нее чувств. Аня была довольна отношениями со своим бойфрендом: была бы она кассиром в торговом зале, ей было бы невдомек, что переживание высшего момента сладострастия становится возможным вследствие продуцирования гормона окситоцина.

Однако позднее девушка пришла к пониманию: жизнь пластичнее, чем любые политические режимы или сухая наука, пытающиеся заточить человека в неволе рамок закона и строгих фактов, лишив возможности выбирать для себя самого, что делать и зачем, а главное, нужно ли вообще делать что-то?

Этим утром Анечка проснулась от приятного сна, в котором она занималась любовью со своим молодым человеком. Ощущения были настолько живые и настоящие, что можно было бы запросто перепутать эту субъективную реальность с действительностью внешнего мира.