Антон Задорожный - Мы никогда не умрем

Петр Петрович был ретроград. Человек старой школы, он жил в тени и был вполне доволен своим «уровнем активности». Если же его упрекали в косности, он с готовностью ветерана, который соскучился по борьбе, возражал: «Я жесток в своих принципах, но гибок в их проведении. Принципы – это скелет, костяк. Все остальное нарастет, если основа крепка».

Затворник, он считал себя консерватором и любил действовать по инструкции, соблюдать регламент и не отходить от графика – действовал по плану и только тогда чувствовал себя в безопасности. Почти пятнадцать лет (а если точнее, 14 лет, 356 дней, 7 часов и 8 минут) Петр Петрович вел размеренную жизнь, не впуская в свой душный мир – музей Советского Союза времен его молодости – женщин, и был доволен таким положением вещей. Что до вещей в буквальном смысле, то большую часть свободного времени он тратил на то, чтобы «давать им новую жизнь», – реставрируя ветхие стулья, которые находил на помойке внутри своего зловонного двора.

Психолог, попади Петр Петрович под его наблюдение, мог бы заключить, что подобным невротическим образом он борется с неосознаваемым чувством одиночества и страхом смерти, убивая время за счет ремонта никому не нужной мебели. Например, реанимация чешского стула тридцатилетней давности занимала у него не менее недели работы. Нужно все зашкурить, почистить, сделать обивку, покрыть лаком, подклеить, закрепить скобами строительного степлера. В его квартире практически всегда в светлое время суток работал телевизор, верный друг этого одинокого трудяги, представителя технической интеллигенции СССР, живущего во времена, когда бандиты и троечники встали у власти. По крайней мере, он так считал.

Из-за скверного характера педантичного Петра Петровича от него ушла супруга. Они развелись примерно пятнадцать лет назад, супруга его не навещала, и ее отсутствие Петра Петровича устраивало. Лишь иногда, по большим праздникам, трое его детей с внуками заполняли просторную квартиру, нарушая заведенный порядок, после чего все становилось на свои места.

Изредка Петр Петрович сдавал одну из трех своих комнат жильцу и существовал на арендную плату. Помимо этого, он получал пенсию, пытаясь прожить на которую, уходил в ноль. Опять же, приходилось планировать, выхватывая каждый рубль: считать, сколько сигарет он выкурит за день (выкладывал суточную норму на подоконник, дабы не раскурить лишнее), держать в уме, на сколько порций супа хватит трех килограммов картошки (и столько же говядины) и так далее. Петр Петрович мог показаться скупердяем, а для него в этом не было ничего странного: то, что приходит на сберкнижку, – это кошкины слезы.

Вскоре жилец съезжал, благодаря Бога за приобретенный экстремальный опыт, и вновь Петрович оставался один, а квартира опять пряталась от своего хозяина под слой пыли, которого мужчина чаще всего просто не замечал в силу возраста.

Недовольство делами в стране и тупостью дикарей, которые попадались Петру каждый день, стоило ему лишь выйти на улицу, клещами сдавливало сердце, превращаясь в гнев, приводящий пожилого дядю к вегетативным кризам. Петрович был доволен лишь самим собой – он, как никто другой, деятельный и рукастый – не то что сегодняшняя молодежь. Он, сын учительницы русского языка, грамотный интеллектуал, знающий ответ на все возможные вопросы. Если бы не проживание на ничтожную пенсию, выход на которую стал для него преждевременным по состоянию здоровья, он смог бы добиться многого в экспериментальной физике.

Но судьба распорядилась иначе, и он, словно капризный ребенок в теле зрелого мужчины, обижался на нее за такой расклад. Не на Бога же обижаться, в самом деле. Ведь никакого Бога не существует, а всех верующих расстреляли еще в советские времена. Остальные – это всего лишь лицемеры, пытающиеся купить себе бессмертие походом в церковь.

Где-то внутри этого бедного человека звучал бодрый голос прежнего Петра Петровича – увлеченного ученого, занимавшегося научными разработками в Дубне, а затем, когда наука, как и Союз, посыпалась, менеджера по продажам в крупной фирме, главы семьи, отца детей (которые его иногда навещали) и главное – деда пять раз! – прежний Петрович отголосками все ослабевающего эха говорил нынешнему: «Петруха, твою ж мать! Раньше тебя не нужно было возить лицом по стиральной доске. Ты чего? Ты еще можешь устроиться на работу охранником, тем же менеджером, а одно время ты продавал мебель в магазине, и ничего. Вставай, хватит ныть».

И Петрович, сначала с энтузиазмом, а потом больше для очистки совести обновлял резюме, искал вакансии в интернете, а когда его приглашали на собеседование, удовлетворенно отказывал – работать с дебилами он не хотел.

Зачем, когда можно сдавать в наем лишний угол? Жил он в «трешке», и двух других комнат ему вполне хватало.

Считая себя несколько выше остальных людей, он не осознавал, что мир такой, каким человеку хочется его видеть. Идя по тротуару, направляясь в магазин, ему нравилось производить на других благоприятное впечатление. Одевался Петр Петрович с неизменным вкусом. Вне зависимости от времени года предпочитая «классику» – рубашку, пиджак и брюки на кожаном ремне. Джинсы он не любил еще со студенческой скамьи, считая, что ношение подобных тряпок превращает взрослого человека в ребенка.

Петру Петровичу было невдомек, что в двадцатипятиградусную летнюю жару города N он выглядел для остальных как дурак, идущий домой с пакетом продуктов, словно на работу в офис.

Однажды, забежав в магазинчик за углом купить свежей прессы, Петр Петрович оказался вне себя от негодования:

– Дамочка! Это почему у вас такая очередь, а? Я вас спрашиваю! Работать не умеете, да?

– Мужчина, не шумите, пожалуйста. Тут и так места мало, не портите покупателям настроение.

– Ты у меня поговори! Я жалобу напишу! Фамилия ваша? – спросил неудачливый любитель утренних газет, ловко достав заранее приготовленные ручку и блокнотик. – Ваша фамилия, я сказал! – вскипел Петр Петрович, не желающий стоять в длинной очереди из трех человек в ожидании приобретения свежего номера «АиФ».

В следующую секунду гость из Средней Азии, не вытерпев подобного хамства, вышвырнул скандалиста на улицу. Такого с Петром Петровичем еще не бывало. «Вот это да!» – думал он, вставая с колен.

– За что?! – спросил он у своего обидчика, вновь попав внутрь. Жалобу писать расхотелось.

В ответ азиат лишь улыбнулся, расплатившись за взятую из холодильника бутылку минералки, и был таков.

– Не повезло, – шепнула студентка кассирше, слегка кивнув в сторону неудавшегося скандалиста. Мол, сколько же идиотов!

– Он часто сюда заходит, и вечно его что-то да не устраивает.