N - Всемирная паутина

А прямо под ногами, на расстоянии вытянутой руки, весь, как на ладони, лежал игрушечный Оксфорд. В миниатюрных окнах зажигался свет, карликовые домишки тыкали в небо остроносыми крышами и толпились, подпирая друг друга боками. Даже огромный каменный замок графства Оксфордшир, казалось, был собран из детского конструктора.

И за каждой дверкой, за каждым оконцем жил лилипут со своими проблемами, своими делами, со своей головной болью. Каждый искал лучшей жизни для себя и своей лилипутской семьи: ходил на работу, пел колыбельные малышам по вечерам, праздновал Дни Рождения, планировал отпуск. И у каждого из них что-то в жизни было не так: что-то тревожило душу, что-то заставляло сердце ныть перед сном под одеялом. У одного – сын погиб в случайной драке, другому нечем платить за свой игрушечный дом, у третьего – колено не сгибается, а четвёртый – одинокий старик, который мировую войну пережил, а одиночество теперь – не может. И над всеми ними, глядя сквозь решётку острых облаков, нависал отец-Бог.

На вершине башни показался Ян. Он мягко подошёл и встал рядом, не привлекая к себе внимания.

Из окон неподалёку раздавалась приглушённая ругань. Кто-то подбирал наиболее колкие слова, чтобы как можно более подло оскорбить спутника своей жизни. Не оборачиваясь, Джон несмело спросил:

– Я поступил неправильно?

Ян стоял молча, любуясь закатным небом.

– Я не склонен давать оценок, Джонни. Оценки лишены смысла…

– Мне стоило бороться за нас с Джесс? Или правильно было уступить?

– А ты сам как чувствуешь?

– Я не чувствую.

В сердце была нерешительность и слабость.

– Ответьте, Ян: человек – капитан своей судьбы? Или судьба ведёт его по жизни? Как правильнее: выбрать свой путь и настаивать на нём, не принимая отказов? Или прислушиваться к сигналам? Подстраиваться под течение?

– Ты действительно хочешь знать ответ? – усмехнулся Ян.

Джон развернулся и с надеждой посмотрел тому в глаза:

– Ну конечно! Как правильно жить?

– И так, и так – верно.

– Но это же прямо противоположные пути! Не могут они быть верными одновременно!

Ян загадочно улыбнулся и заглянул в глаза так глубоко, что, казалось, коснулся души:

– А они, тем не менее, верны одновременно.

– Это очередная божья несправедливость?

Ян растянулся в добродушной улыбке:

– Ах, не мучай ты меня, Джонни! С юных лет ты приходишь в мою маленькую церковь и задаёшь мне вопросы, на которые нет ответов ни у учёных, ни у фантастов, ни, уж тем более, у меня – обычного священника, отдавшего свою жизнь поиску ответов в Библии да в молитвах. Но ответов я не нашёл. Быть может, ты, мой сын, пойдёшь дальше меня и поймёшь, зачем Богу нужен мир таким, и почему он сам себе столь парадоксально противоречит…

Вдруг разом вспомнилось, как подростком Джон бывал в этой замечательной милой церкви каждую неделю. Как бегали с мальчишками сюда, чтобы просто попить воды в жару. Как громко, в голос, прямо перед прихожанами он нападал на Яна с вопросами о божьих несправедливостях, и как настоятель пытался защититься оправданиями, казавшимися нелогичными и даже глупыми.

Как они венчались здесь с Джессикой, несмотря на всякие трудности – перед лицом грандиозных цветных витражей. Её подвенечное платье, её родную, самую счастливую улыбку на свете. Её великое «да», слёзы на глазах. Зарёванную маму. Как часто – на этом месте – с высоты церковной башни он осматривал город и любовался закатами. Как однажды, когда дурачился с парнями, разбил об пол графин со святой водой, а Ян сказал с улыбкой: «на счастье» и, пока безропотно, терпеливо убирал за сорванцами осколки, порезался.

Джон подошёл к Яну и обнял его, как обнимают отца, вложив в эти объятья всё своё сердце, всю свою любовь.

– Дорогой Ян, – произнёс он. Глаза стали мокрыми. – Вы столько сделали для меня! Вы столько для меня. Спасибо вам за целый мир!

Небо багровело. Они стояли без движения. Долго. Затем Джон отошёл на шаг.

– Родители крестили меня в англиканской церкви, – он остановился и тяжело вздохнул, – но пришло время отказаться от неё…

Грандиозная небесная картина переливалась невероятными цветами.

– Я не терплю неправду. Не могу я быть частью того, чему не верю всем сердцем, чего не принимаю.

Ян слегка кивнул и понимающе пожал плечами.

– Но от вас я не откажусь ни за что на свете, – хитро улыбнулся Джон.

– Ах! – сдержанно воскликнул Ян и покрепче прижал его к груди ещё раз.

Предыдущая жизнь осталась позади. Мир сложился в логичную схему. Судьба вела.

Джон бежал сломя голову. Тяжело дыша, подпрыгивая на торчащих из мостовой булыжниках, он нёсся, что было сил. Чемодан скакал и норовил завалиться на бок, большая сумка билась о рёбра и съезжала с плеча.

– Здесь прохода нет! – противным голосом завыла толстая, заспанная женщина в неглаженой форме. – Следующая дверь!

– Я опаздываю, пропустите!

– Следующая дверь! – ещё противнее пронудила та.

Джон чертыхнулся, подтянул подло сползающую лямку и ринулся в обход шумной группы зазевавшихся индийцев. «Простите!.. Извините!..» – растолкал он пожилую пару с высоченными рюкзаками, пробиваясь к дверям. И, как только просочился за них, перед глазами возник огромный, залитый туманным белым светом, переполненный аэропорт Гатвик.

Люди сновали туда-сюда, сталкивались, торопились в противоположные концы одного открытого зала, столь гигантского, что сводило дыхание от количества находящегося здесь воздуха! И на каждом изгибе, на каждой металлической пуговице, на каждой душке от очков пылали тысячи бликов, создавая перед глазами захватывающее, изумительное мерцание. Сердце колотилось от волнения и восхищения перед первым в жизни самолётным путешествием.

«Т-р-р-р», – зашуршала трещотка огромного механического табло в центре зала. «ЖЕНЕВА» – показалась строка, и чуть правее – «D03 – РЕГИСТРАЦИЯ ОКОНЧЕНА». Джон прибавил ходу.

С глухим хлопком, будто прозвучал небольшой взрыв или выстрел, встречная сумка врезалась в чемодан. Тот перевернулся и заскрежетал углом по каменному полу. За спиной зацокало отлетевшее колёсико. Но рука только крепче вцепилась за расшатанную ручку. Даже не обернувшись, Джон на полном скаку влетел в толпу испанских студентов, беспорядочно лежавших прямо на гранитном полу между своими непомерными рюкзаками.

Перепрыгивая, извиняясь и чертыхаясь одновременно, он выскочил из самой гущи, нанеся, хотелось верить, наименьший урон гостям родного Лондона. И, вытягивая руку с паспортом так далеко, как только это было возможно, он рухнул на стойку регистрации.

Унылая сотрудница аэропорта буднично зевнула: «На Женеву? Регистрация окончена. Посадки больше нет. Давайте паспорт». Джон сунул документы ей в руку. Та, не меняясь в лице, проверила их и, повторно зевнув, спросила: