Игорь Глебов - Станция «Гермес»

Несколько минут он пробирался, старательно придерживаясь прямой линии движения. Когда, наконец, сквозь стебли показался просвет, он готов был кричать от счастья. Но скоро радость его поутихла.

Кукуруза закончилась, и он очутился на меже, которую обозначала неглубокая канавка. Перед ним расстилалось новое поле. Из аккуратных, словно вычерченных по линейке, грядок торчали белоснежные головки с пучком коротких фиолетовых стеблей, увенчанных разлапистыми листьями с прожилками. Со всех сторон поле было огорожено кукурузой, словно оградой.

Это было поле внутри поля. Интересно, так задумано? Хороший способ спрятать несколько гектар от любопытных глаз.

За полем явно ухаживали – междурядье было старательно взрыхлено и выполото, не оставлено ни одной травинки, а почва около корешков носила следы влаги. Похоже, насаждения поливали совсем недавно.

Насколько Антон разбирался в сельском хозяйстве, это могли быть корнеплоды, репа или турнепс какой-нибудь. Пройдя несколько шагов по меже вдоль поля, Антон наткнулся на столбик с предупредительной надписью.

Свекла! Ну конечно! Он уже знал, что местный колхоз знаменит разнообразными сортами свеклы. Он машинально сорвал листочек и растер его в руке. Запах оказался приятным, напоминающим ваниль. Это нормально, вообще? Разве свекла так пахнет?

Он задумался. Beta Hermetis? Где-то ему встречалось это латинское выражение. Но сейчас его больше интересовало, как отсюда выбраться.

Решив двигаться под прямым углом от границы экспериментального участка, он углубился в кукурузу и продолжил путь, в надежде выйти хоть куда-нибудь. Через десять-пятнадцать минут он услышал звуки вдалеке. Кажется, где-то работал двигатель. Он вздохнул с облегчением. Там, впереди, была цивилизация. Он глянул на часы и с удивлением обнаружил, что его путаные маневры по кукурузе заняли всего около часа с небольшим. Ему казалось, что он бродит здесь чуть ли не целую вечность.

Скоро Антон выбрался на чей-то огород или, скорее, бахчу, где под желтыми от зноя листьями развалились пухлые тыквы. За огородом виднелся дом и хозяйственные постройки. Где-то за забором слышалось бормотание гусей, и изредка заливался петух.

Это место не слишком напоминало Собачий хутор. Кажется, он так основательно заплутал, что вышел в какое-то другое село. Дернул же его черт погнаться за Пылесосом!

Шагнув через плетень, отделяющий бахчу от участка, Антон оказался на заднем дворе. Хозяев поблизости не было видно, но из приоткрытого окна доносился чей-то голос. Окно находилось как раз напротив палисадника, усаженного декоративной травой. Твердо намереваясь выяснить, где он находится, Антон подошел поближе, как вдруг понял, что голос ему знаком.

Поневоле он прислушался. Да, стоять и подслушивать у чужого окна не слишком красиво. Скорее, совершенно некрасиво. Высокоморальный, культурный человек не стал бы этого делать. В этом Антон полностью отдавал себе отчет. После такого постыдного случая назвать себя культурным человеком он уже не сможет. Это хуже, чем кофе назвать средним родом. Но любопытство, как обычно бывает, легко уложило на лопатки культурный код.

Самое странное было в том, что знакомый голос говорил на незнакомом языке. То есть голос был Антону знаком и он мог поклясться, что слышал его совсем недавно. А язык он не понимал совершенно, хотя некоторые обороты и специфическое произношение взрывных согласных было ему знакомо, в основном по шпионским фильмам, которые он смотрел в детстве. Хенде-хох, цвай-цюрюк, в этом роде.

Теперь у него не оставалось сомнений, что знакомый голос говорил на немецком языке. Любопытно было то, что между пулеметной очередью из слов следовали паузы. Тра-та-та-та – пауза. Тра-та-та-та – пауза. Скорее всего, кто-то разговаривал по телефону.

И тут Антон совершил ошибку. Он постучал в окно.

Нормальная практика состоит в том, что гости стучатся в дверь и смирно ждут, пока хозяева не откроют. Если гости принимаются стучать куда попало, то рискуют лишиться священных защитных свойств гостеприимства.

Антон постучал в окно – частично из нетерпения, частично из ложного представления, что в экстремальной ситуации, в которой он оказался, обычными правилами можно и пренебречь.

Голос умолк. Занавеска на окне чуть отдернулась, но увидеть что-либо в образовавшуюся щелочку было невозможно. Тогда Антон помахал рукой, чтобы его наверняка заметили. Чтобы показать дружественные намерения, он даже принялся махать обеими руками, пытаясь рассмотреть движения теней в окошке.

Когда сзади послышались легкие шаги, Антон хотел обернуться, но не успел. Удар сзади по затылку свалил его на траву и наступила темнота.

Он лежал, раскинув руки, а в небе над ним парили облака, перекликаясь и бормоча что-то неразборчивое. «Кыш-кыш, – хотелось ему сказать, – разлетались тут!». Одно облако спустилась ниже и заглянуло ему в лицо добрыми синими глазами. У облака оказались волосы как солома, и россыпь веснушек на скулах. Антон видел, как шевелились губы, но слышал лишь слабое бормотание.

Внезапно он почувствовал легкость, словно земля под ним исчезла, и его охватило блаженное чувство парения. Он закрыл глаза и полетел, покачиваясь, в темноту.

Когда он открыл глаза и снова увидел небо, то удивился тому, что солнце уже перевалило зенит. Это сколько же времени прошло? Он лежал навзничь на твердой земле, только под голову кто-то заботливо подложил пучок травы. Его мучила жажда, а голова раскалывалась и гудела, как колокол. Держась руками за голову, словно это могло предохранить ее от того, чтобы развалиться на части, он приподнялся. Увидев рядом кружку с водой, он схватил ее и принялся жадно глотать воду, пока не выпил до дна. Это была, очевидно, не обычная вода, а травяной настой со сладковатым привкусом. Так или иначе, но он почувствовал себя гораздо лучше.

Место, где он находился, напоминало крестьянский двор или ферму. Пахло навозом и сеном, которое сушилось под навесом, сооруженным из неструганных досок. Где-то неподалеку блеял барашек. В птичнике гомонили куры, а из хлева выглядывала коровья морда с влажными шевелящимися ноздрями.

Посреди этого животноводческого хозяйства было странно обнаружить человека, мирно развалившегося в кресле-качалке. Антон с удивлением рассматривал его, в то время как тот смотрел на Антона безо всякого любопытства, как на очевидное и легко предсказуемое явление.

– Ну, здравствуй, животное, – сказал человек, улыбаясь.

В улыбке его не было ни издевки, ни презрения, а глаза излучали спокойствие и даже благожелательность.