Валерия Анненкова - Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце

– Прекрасное дитя, – бархатный баритон статского советника пронесся по кабинету, – умоляю тебя, поднимись с колен.

Она, на удивление, повиновалась ему. Оба встали с пола, Лагардов позволил себе придержать ее одной рукой за талию, другой – за локоть. Казалось, он боялся, что девушка вот-вот потеряет равновесие и упадет. Но, с другой стороны, он этого не боялся, а даже очень сильно желал. Одна мысль о возможности подхватить ее на руки сковывала тело статского советника мелкой дрожью.

Анна в этот момент, словно проснулась ото сна: ее глаза в смущении опустились и не посмели больше взглянуть на мужчину, щеки накрылись румянцем. Она изменилась. Приутихли те страстные порывы безрассудства, которые заставляли ее целовать Александра Леонидовича. Девушка погрузилась в свои мысли, явно связанные с неконтролируемым желанием. Лагардов улыбнулся, заметив это. Его голос вернул ее к реальности:

– Анна Николаевна, вы, вероятно, хотели поговорить о князе Евгении Аркадьевиче Хаалицком?

Эта фамилия разразилась тысячью самых болезненных ударов в сердце юной особы. Сколько ужасного она представляла себе при одной только мысли о браке с этим человеком: от первой встречи до последних дней жизни. Между этими событиями в ее воображении всплывал самый кошмарный для нее момент – первая брачная ночь. Анна не хотела даже думать о том, что кто-то, кроме Лагардова, посмеет прикоснуться к ней.

– Вам удалось узнать что-то о нем? – с надеждой посмотрела она на него.

– Признаю, у меня мало информации об этом молодом человеке, – граф задумался, – но…

– Не томите же, скажите все, что знаете о нем. – Перебила его Анна.

Александр Леонидович удивленно поднял бровь, когда ее руки вцепились в воротник его рубашки. Девушка в следующую секунду опомнилась и с досадой проговорила:

– Извините…

– Ничего, дорогая моя! – успокоил ее мужчина. – Итак, мне известно, что это молодой человек, если не ошибаюсь, двадцати одного года, приехал он в Санкт-Петербург сравнительно недавно из Москвы. Его отец – Аркадий Дмитриевич был достаточно порядочным дворянином, в юности служил в кавалерии. Мать его же происходила из помещичьей семьи Яровых и была на пятнадцать лет моложе супруга. Что касаемо самого Евгения Аркадьевича, то могу сказать следующее: по словам людей, знающих его лично, это человек крайне двуличный – с одной стороны, он производит впечатление вполне приятного молодого человека, не обделенного любопытством, а с другой – является не особо разборчивым в науках и искусствах, не всегда может контролировать свои мысли. Порой имеет привычку дерзить тем, кому не следует…

Усурова опустилась на диван, схватившись за голову, не зная, что дальше делать. Лагардов прекрасно понимал ее отчаяние и растерянность, поэтому присел рядом, позволив себе погладить девушку по голове. В следующее мгновение его ладонь ласково касалась ее макушки, а пальцы – путались в длинных волосах.

– Из этого я могу сделать вывод, что ваш жених долго не проживет. Кто-нибудь рано или поздно вызовет его на дуэль за подобное поведение.

– Господи… – не отодвигаясь от него, проговорила Анна. – Боже, сделай так, чтобы это произошло до свадьбы!

Александр Леонидовч вздрогнул. Он даже представить не мог, что из уст столь прекрасного, неземного создания могла вырваться такая жестокая мольба. Статский советник боялся даже предположить, какие мысли посещали разум девушки, заставляя ее надеяться на подобные развития событий. Он не верил, что юная Усурова, будучи такой очаровательной, смела таить в своем сердце ненависть к кому-то. Мужчина наклонился к Анне Николаевне, слегка коснулся рукой ее подбородка, приподняв его и посмотрев прямо в налившиеся пустотой глаза. Странно… в них не было даже сожаления о сказанном, словно так все и должно было быть.

Тут Лагардов подумал, вдруг точно так же шесть лет назад думала о нем Анастасия Николаевна. А ведь такое вполне могло быть: даже за несколько недель до свадьбы невеста не испытывала к нему ни влюбленности, ни привязанности, ни интереса – ничего, что могло скрасить их семейную жизнь. Так же вела себя и Анна; она, подобно старшей сестре, не желала замужества. Только в отличие от нее, девушка не относилась к этому так равнодушно, ожидая дня венчания, она старалась любыми способами спасти себя от жизни с нелюбимым человеком. Ее даже не беспокоило мнение родных: ни отца, ни матери, ни еще кого-то – она хотела прожить молодость для себя, а не принести его в жертву родительским желаниям.

– Анна Николаевна, – прошептал Лагардов, продолжая изучать божественные черты ее личика, – почему вы так говорите? Я понимаю, вам всего лишь восемнадцать лет, по-хорошему вашему отцу следовало подождать хоть год с этим браком, но, неужели, ваше хрупкое сердце способно вместить столько ненависти?

– Уверяю вас, Александр Леонидович, – отвечала она, – это не ненависть, это – безысходность!

Девушка не заметила, как ее глаза накрылись прозрачной пеленой слез, начавших торопливо скатываться с ее щек на шею, а затем – пропадать в кружевной ткани корсажа, скрывающей юную грудь. Ладони мужчины заскользили по лицу Анны, стирая слезы. Он больше не хотел следить за каждой из них, медленно спускаясь глазами вниз. Это была слишком жестокая пытка. Усурова улыбнулась, заметив его растерявшийся взгляд, покорно сложив руки ему на плечи.

– Поймите, я не могу допустить этого брака! – спокойным голосом произнесла она. – Не могу, ибо сердце мое, как ошибочно сочли вы, вмещающее в себе ненависть, питает и другое чувство к другому мужчине, без которого вся моя жизнь превратится в ад, в ужасную обитель бессмыслия! Без этого человека мне нет смысла жить… Я не смогу так жить…

Анна смотрела на него и надеялась, что он догадается, о ком она изволит так страстно говорить. В следующее мгновение их взгляды встретились: его светло-голубые глаза, глубина которых напоминала осколочки чистого льда, встретились с ее ярко-зелеными глазами, похожими на блеск самых дорогих изумрудов. Время, казалось, остановилось. Девушка была готова вечно смотреть на Лагардова, изучая благородные черты его лица, в особенности, придающие особый шарм резко очерченные скулы и длинный узкий нос. Ей хотелось придвинуться еще ближе к нему, дабы иметь возможность вдыхать дурманящий аромат одеколона и чувствовать на своем лице каждый вздох, способный сказать больше, чем слова. Она ожидала хоть чего-то от него, хотя бы маленькой, едва заменой улыбки. Надежды ее сбылись – он тяжело вздохнул, и глаза его заблестели снисходительным огоньком. Он догадался.

– Я не смогу жить без вас… – наверное, девушка была готова повторять это сутками.