Валерия Анненкова - Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце

– Вы будите говорить сегодня?

Александр Леонидович довольствовался возможностью поставить на место этого напыщенного коллегу, посчитавшего себя Богом, который может судить других людей. В кабинете царила тишина – не известно было, кто первым нарушит молчание. Светлые лучи солнца по-прежнему заливали кабинет своим сиянием. Лагардов прекрасно понимал, что уже полчаса как должен был быть дома, но особые причины заставляли его находиться в министерстве до сих пор.

Первая причина возникла совсем недавно, минут двадцать назад, это был Сергей Семенович, дерзость которого раздражала статского советника, и сама честь, и сама гордость требовали унизить этого человека, растоптать его, обратить в пыль. А это было, если не самым, то одним из самых интересных занятий для графа.

Вторая причина заключалась в полном нежелании чиновника возвращаться домой, в обитель семейной ссоры, туда, где только сегодня утром его собственная супруга пыталась покончить жизнь самоубийством. Если раньше его тянуло к жене, как будто магнитом, то отныне это чувство было безвозвратно утрачено. Все эмоции исчезли, погибли: страсть остыла, любовь притупилась… Осталась только обязанность быть заботливым мужем и отцом.

В этот момент, когда оставалось каких-то пара секунд, чтобы свести Гравецкого с ума, в дверь кабинета постучали. Александр Леонидович вздрогнул. Впервые за все время разговора с надворным советником он проявил слабость – смятение. Тот позволил себе ухмыльнуться и с вновь обретенным интересом во взгляде посмотреть на мужчину, который еще совсем недавно казался ему мучителем.

Через некоторое время дверь открылась, и на пороге предстала Анна Усурова. На ней была замечательная белая шубка, по длине доходившая ниже пояса, французское платье нежно-бежевого оттенка. Ее руки по привычке были спрятаны в светлую меховую муфту. Мужчины тут же обратили на нее внимание, особенно на обрамленное длинными рыжими волосами прекрасное личико, щечки которого порозовели от мороза. Она стояла в дверях, робко поглядывая на Александра Леонидовича и ожидая, когда же он заговорит.

– Анна Николаевна? – удивился статский советник, приближаясь к ней и помогая снять верхнюю одежду. – Какими судьбами, дорогая моя?

– Помните, я говорила, что хочу встретиться с вами и поговорить наедине? – ее нежный голос немного охрип от мороза и казался хрустальным. – У вас найдется время?

– Разумеется!

Он, повесив ее шубу, повернулся к Гравецкому:

– Сергей Семенович, на сегодня, я думаю, нам стоит закончить наш разговор.

Надворный советник, недовольно взглянув на коллегу, посмотрел на Анну. В его глазах промелькнул нешуточный интерес к девушке. Это не осталось незамеченным Лагардовым, который тут же представил себе мысли коллеги. Александр Леонидович понял – тот догадался, о ком говорил он несколько минут назад. Не было никаких сомнений в том, что надворный советник узнал в Анне Николаевне ту самую загадочную красавицу, о которой так воодушевленно говорил граф. Теперь над репутациями Лагардова и юной Усуровой нависла серьезная опасность. Теперь их чести, их судьбы и, соответственно, жизни зависели от благородства только одного человека, и вера в то, что у него хватит сил хранить эту тайну, постепенно таяла.

Тем не менее, в следующую секунду Гравецкий вышел из кабинета, оставив статского советника наедине с девушкой. Анна тут же кинулась к графу, упала перед ним на колени, еле сдерживая судорожные вздохи. Мужчина мог расслышать тихую молитву, срывавшуюся с ее прекрасных уст. Он чувствовал себя человеком, способным управлять ею; человеком, ставшим для нее почти Богом. На несколько мгновений этот опьяняющий яд власти захватил его разум, оставив только одну возможность – свысока любоваться поклонением прекрасной девы. Опомнившись, Александр Леонидович опустился на пол рядом с ней.

– Встаньте, Анна Николаевна, не стоит…

Голос его звучал достаточно твердо и убедительно, что, как не странно, не вразумило Усурову. Он постарался придержать ее за локоть и помочь подняться, но она ловко перехватила его руки и припала к ним губами, горячо шепча:

– Как не стоит? Еще как стоит! Я на одного вас молюсь, вы – святой, единственный человек, который против этого глупого брака!

– Анна Николаевна… – попытался вразумить ее статский советник.

– Вас Бог мне послал! Да, точно, Бог… никто иной! – твердила девушка, жадно целуя его руки.

Лагардов удивленно смотрел на рыжеволосую красавицу. Казалось, она сама додумывала эту легенду, этот миф. Наивная молодая и прекрасная – она могла позволить себе этакую роскошь, а он, недолго думая, простил. Да, он бы позволил ей возносить его в ранг святого, уподобляя некоему ангелу-спасителю. Похоже, не было ничего, что Александр Леонидович не смог бы простить этому очаровательному юному созданию, так доверчиво смотревшему в его глаза. За одни только поцелуи, которыми Анна одаривала его ладони, статский советник мог бы разрешить ей все, что только пришло бы в голову. Если бы она пожелала медленно душить его – он даже не подумал бы сопротивляться. Если бы она только пожелала, чтобы он оставил ради нее службу, отказался от повышения – он бы послушно исполнил ее прихоть. Наверное, Александр Леонидович простил бы ей абсолютно все. Почти все…

Тут в его голову взбрела мысль о том, что было бы, если б девушка пожелала разлучить его с семьей, заставить его отказаться от жены и сына ради нее. Лагардов даже боялся предположить последствие такового желания. Он очень сильно любил свою семью и сына, и… Анастасию Николаевну? Возможно, в его сердце до сих пор не угас огонек симпатии к этой женщине, подарившей ему замечательного сынишку. Но даже, если он и испытывал что-то к ней – то только привязанность, ничто другое. В любовь Александр Леонидович не верил, в верность, увы, тоже… но что-то заставляло его уважать Анастасию Николаевну, что-то приковывало его к ней.

Он продолжал изумленными глазами прожигать красавицу, чьи поцелуи неясным образом постепенно переместились с его рук на шею. Горячее дыхание девушки легонько касалось его кожи, обжигая и отрезвляя.

– Анна Николаевна… – слабо прошептал статский советник, постаравшись придержать ее за талию и отстраниться. – Анна… Аня…

Это был не голос чиновника, это был голос отчаявшегося человека, молящего о пощаде. Она, словно сжалившись над ним, остановилась и посмотрела прямо в его глаза цвета осенней морской пены.

– Что вы так глядите на меня? Я умоляю вас, помогите мне!

Анна начала вновь припадать губами к его шее, лишь иногда позволяя себе отстраняться и всматриваться в завораживающие глаза мужчины. Руки ее настойчиво обхватили его широкую спину. Он не знал, как убедить ее подняться с пола, не представлял, как заставить перестать искушать его своими пылкими поцелуями и трепетными объятиями. Да и хотел ли этого?.. Девушка была так прекрасна, так беспомощна: ярко-зеленые глаза приобрели синеватый отлив и застыли в страстно-невинном выражении, пухленькие губки чуть-чуть надувались, как только он пытался противостоять ее порывам, а ярко-рыжие волосы обрамляли очаровательное личико и скрывали чудесные щечки. Бежевое платье блестело и переливалось в лучах солнца, на вздымающуюся от вздохов грудь падали особенный, словно небесный свет.