Валерия Анненкова - Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце

В этот момент Михаил Васильевич Усуров со свойственной ему привычкой с головой погружаться в различные научные исследования уже битый час находился в своем кабинетике в подвале поместья. Разум его полностью застилала безумная жажда познания тайны, из-за которой столько лет погибали люди. Он сидел за столом в окружении книг, что-то записывая на бумаге, что-то вычитывая из литературы, которую так не любили в его семье.

Кабинет, в котором он часто запирался от надоевшей ему семейки, был очень тесным, в основном из-за того, что основную его часть занимали шкафы с книгами и колбы всевозможных размеров и форм, наполненные одному ему известными ядами и лекарствами. Единственным источником света, кроме ламп и свечей, было небольшое окошко, сквозь которое изредка проникал солнечный свет и сразу же падал на широкий стол с высокими стопками бумаг и рукописей.

Вот уже двадцать лет Михаил Васильевич проводил время в окружении исторической литературы, выписок определенных глав из библии и не менее ценных для него трудов великих ученых. Забыв обо всех, кто отверг его и посчитал безумным – о семье, мужчина ждал прихода только одного человека, с которым мог поговорить на любую тему, в частности и о Чаше Грааля. Он надеялся, что в их доме вновь появится Лагардов, склонный интересоваться любыми просветительскими идеями и философскими вопросами. Ему было важно мнение статского советника, способного поговорить обо всем.

В кабинет без стука вошла Мария Романовна. Особого внимания ее присутствию Михаил Васильевич не уделил, будучи занятым в своих научных открытиях. Женщина подкралась к его столу, мягко обратившись:

– Любезнейший мой Михаил Васильевич, – говорила она, постукивая ноготками по деревянной поверхности, – милый мой, вы не одолжите мне немного вашего крысиного яда?

– Уважаемая Мария Романовна, – посмотрел он на нее, поняв, что сегодня его больше не оставят в покое, – позвольте поинтересоваться, зачем вам столько яда? Вы каждый месяц берете его у меня?

Женщина растерялась. Он предпочитал смотреть на нее любопытным взглядом скептика, начавшим подозревать что-то неладное.

– Понимаете ли, – ее взгляд бегло осматривал шкаф с колбами, ища тот самый крысиный яд, – в моей оранжерее есть растения, для которых ваш яд является лучшим удобрением. Представляете?

Смех Михаила Васильевича разнесся по всему кабинету. Мария Романовна сконфузилась от такого нахального ответа на ее просьбу. Ее мысли окутало сомнение в том, поверил ли он в ее оправдание. Скорее всего, нет. Вот, за что она недолюбливала этого человека – за то, что он знал слишком много, и одурачить его было не так уж просто.

– Не вижу ничего смешного! – возмутилась женщина.

– Простите, – успокоившись, произнес Михаил Васильевич, – просто… я что-то не слышал о растениях, которых удобряют ядами. Вы мне покажите их?

– Что бы вы пустили их на свои опыты? – фыркнула она. – Нет уж, вы и так мои ландыши превратили в свои лекарственные настойки… от чего они?

– Любезная Мария Романовна, – вздохнув, сказал он, – в них содержатся вещества, способствующие укреплению сердечной мышцы. Я изготавливаю это лекарство для нашего всеми любимого Василия Ивановича.

– Вот зря! – не подумав, заявила женщина. – То есть, я хотела сказать, что, возможно, именно из-за вашего лекарства у моего свекра такие проблемы с сердцем.

Михаил Васильевич проигнорировал ее замечание, отойдя к шкафу с настойками. Любопытный взгляд дамы пал на него. Искра радостного предвкушения засверкала в ее глазах. Казалось, она могла вот-вот заулыбаться и захлопать в ладоши, как маленькая девочка. Мужчина, достав с верхней полки нужный флакон, протянул его женщине, с ухмылкой сказав:

– Вот, милая Мария Романовна, забирайте и, будьте так любезны, поскорее ступайте травить ваши странные растения. У меня дела.

Она выхватила из рук его яд и кинулась прочь из кабинета. В следующую секунду шлейф ее березового платья уже скрылся за дверью.

Кто мог предположить, что в комнате на втором этаже случилась интересная ссора между дочерью Михаила Васильевича – Натальей и ее супругом Степаном Владимировичем Кезетовым. Это был худой достаточно высокий светловолосый мужчина, на полголовы выше Лагардова. Правда, это было не особо заметно из-за его постоянной привычки сутулиться. Лет ему было около тридцати четырех, происходил из семьи мелких помещиков, переехавших в Санкт-Петербург пятнадцать лет назад, служил губернским секретарем в том же министерстве, что и Александр Леонидович. К слову сказать, со статским советником отношения у него были весьма напряженные; они почти не общались, сталкиваясь в свете, встречаясь дома, в кругу семьи, когда Лагардов приезжал с супругой и сыном, Степан Владимирович избегал общения, а на службе – и вовсе старался не встречаться с ним.

Что могло служить причиной сего поведения? Скорее всего, ему не нравилось то, как к графу относится семейство Усуровых, то, как они все преклоняются перед ним, вознося в ранг святого. Губернскому секретарю было противно и отношение самого статского советника к ним – его привычка избавлять их от любых проблем, заботиться и оберегать. Он до сих пор, за все шесть лет, так и не понял, зачем Александр Леонидович делал это.

Можно ли было выделить в качестве основной проблемы Кезетова зависть? Безусловно, да. Его раздражала успешность Лаардова, то, как о нем отзывались в высшем свете люди, приближенные к императору, с придыханием в голосе, произносившие эту фамилию.

Сейчас Степан Владимирович лежал на диванчике возле окна и наблюдал за Натальей Михайловной, расхаживающей по комнате и недовольно размахивающей руками. Она кричала, срывая и без того хрипловатый голос и ударяла костлявыми кулаками в подушки, пытаясь хоть как-то заставить супруга слушать ее.

– Нет, я понять не могу… – возмущалась она. – Неужели, так сложно уделить хоть немного времени семье? Я не говорю уже о моем отце, брате и других родственниках – о них вы, муж мой, забыли давно! Я говорю обо мне, о наших детях!

Ее пренеприятнейшие крики можно было услышать на первом этаже дома. Пока еще не оглохший Кезетов кивал, соглашался с ее словами, будучи погруженным в свои раздумья.

– Вы слышите меня? – в том же тоне произносила женщина.

– Да, дорогая моя Наталья Михайловна, я вас прекрасно слышу. – Спокойно, как ни в чем не бывало, отвечал Степан Владимирович. – Более того, кроме меня, вас все слышат. Не удивлюсь, если после этого Анна Николаевна не захочет выходить замуж.

Очередной порыв неконтролируемого возмущения задел ее. Женщина так не хотела разговаривать о столь нелюбимой ею кузине, а тут супруг еще посмел обвинить ее в демонстрации дурного примера этой распутной девчонки. С самого детства все лучшее доставалось только Анне: внимание всех родственников всегда принадлежало крошечной рыжей девочке, любовь близких существовала только для нее – так было раньше, а теперь ко всему прочему добавился интересный факт о ее недавно начавшемся романе с Лагардовым. Вот оно, самое верное и лучшее оружие в борьбе с ненавистной кузиной – слухи! Вот, что могло положить конец всей этой сказке, созданной для Анны Николаевны. Это было самое смертельное, но в то же время самое прекрасное из всех ядов на свете – любовь. Любовь юной девушки к человеку, разбившему не одно нежное сердце и погубившему не одну человеческую жизнь.