Владимир Комиссар - Ангина

Я с родителями переехал в новую, свою настоящую, квартиру лет тридцать назад, когда многоэтажки только построили. До этого на месте новостроек было огромное футбольное поле, где мы мальчишками иногда играли в футбол, и заросли дикого кустарника. И вот теперь к этим зарослям я подходил. «Похоже, от страшного жара я теряю рассудок», – с этой мыслью я снова присел куда попало, пытаясь прийти в себя. Не пришел. И какая-то неведомая сила поставила меня на ноги и заставила опять идти. Наверное, у меня включился инстинкт самосохранения и еще что-то непонятое, находящееся вне области сознания.

Как и куда шел, помню очень плохо. Двигался как сомнамбула, как во сне. Но в результате оказался у пятиэтажки напротив Калининского рынка, в доме, где родился и провел свое детство. Опять же бессознательно поднялся на пятый этаж, а в дверях квартиры меня уже встречала моя мама. Молодая, красивая, но вся в слезах и с горестным укором в голосе:

– Сынок, ты, где был все это время? Мы с отцом уже в школу сбегали, всех одноклассников твоих обзвонили. Уже в милицию собирались обращаться. Что с тобой?

Я, ничего не отвечая, прошел в квартиру, плюхнулся на диван в комнате и потерял сознание.

Когда я очнулся, в комнате было достаточно темно. Где-то по соседству раздавались приглушенные голоса, чувствовался запах жареной картошки с луком и еще чего-то непонятного, уксуса или нашатыря. В полумраке я пытался определить, где нахожусь – не получалось. Я присел в постели и ненароком зацепил стоящий рядом на табурете стакан. Тот с шумом упал на пол, голоса тут же затихли, и я услышал быстро приближающиеся шаги. Включился свет. На меня смотрела женщина примерно моего возраста с заплывшими от слез глазами. Что-то в ее чертах было до боли знакомо, невероятно знакомо. Сомнения тут же улетучились, когда она заговорила:

– Сынок, наконец-то ты проснулся. Ты спал целые сутки. У тебя феникулярная ангина. Температура за сорок была. Пришлось вызывать скорую и делать укол. Хотели даже в больницу забрать, но я не позволила. Всю ночь тебя уксусом протирала и капустный лист прикладывала. Я же говорила тебе – не бегай на улице в футбол. У тебя же больное горло.

В комнату зашел не менее знакомый мне мужчина. Его вопрос так же расставил все точки над «и»:

– Как ты себя чувствуешь, Сергей?

Да, это были мои родители. Но ведь они умерли давно. Мать где-то пятнадцать, а отец лет десять назад. Как я себя могу чувствовать, если я брежу и никак не могу проснуться? Я закрыл газа и откинулся на кровать. Память полностью вернулась ко мне, причем с учетом всех событий вчерашнего дня. А еще запах жареной картошки вызвал у меня чувство голода. Разве, когда спишь, может хотеться есть?

– Вроде нормально, – все же ответил я, не узнавая свой, ставший высоким, голос. Затем медленно встал и поплелся на кухню. Расположение комнат и вся обстановка этой маленькой квартирки также отчетливо всплыли в моей памяти, хотя и прошло уже более тридцати лет.

В горле по-прежнему болело, но уже не так как вчера, да и жар значительно спал. Но теперь я стал ощущать изменения в пропорциях своего тела. Исчез мой «пивной» живот, руки стали тонкими, да и сам я значительно потерял в росте. А еще на теле не было никакой растительности – вторичных половых признаков, как выразился бы врач. Я подошел к зеркалу в прихожей. На меня смотрел десятилетний мальчик. От этого зрелища опять закружилась голова, и я чуть не потерял сознание. Упасть мне не дала моя мать. Она поддержала меня и со словами, – Сынок, ты очень обессилен. Тебе надо поесть.– отвела на кухню. Моя мать была невысокой женщиной, метр пятьдесят четыре, может, метр пятьдесят пять, но сейчас я ей приходился как раз по плече.

Я основательно поел, выпил чай, проглотил предложенные матерью пилюли и опять отправился спать, «Думаю, до завтра я все-таки поправлюсь и эти бредовые видения покинут мою больную голову», – дал я себе установку перед сном.

Практически поправился. Но «видения» не прекратились. На следующее утро я опять проснулся в своей «детской постели» в маленькой квартирке на пятом этаже. Похоже, дома больше никого не было. Я быстро встал и стал обследовать свое место «нового» обитания. На меня нахлынул поток воспоминаний более чем тридцатилетней давности. Мебель, вещи, кухонная утварь, все казалось до боли знакомым. На моем письменном столе были стопкой сложены учебники за третий класс, рядом лежало несколько школьных тетрадей и цветные карандаши. Под столом я обнаружил картонный ящик с игрушками: пластмассовые солдатики, машинки, разобранный конструктор, настольный футбол и многое другое.

«Похоже, вернулось время, когда мне опять предстоит играть в солдатики, – с недоумением подумал я – Сплю я все-таки, или нет? Ведь жар вроде бы спал»

Тут открылась входная дверь и зашла, нагруженная сумками, мама.

– О, Сережа, ты уже встал? Как ты себя чувствуешь? Я тебе вкуснятинок разных накупила.

– Хорошо, – только и смог выдавить я, опять не узнавая свой голос.

– Ну, давай ка померяем температуры, выпьем таблетки и пойдем завтракать, – приказала мама.

Я послушался. Градусник показал тридцать шесть и две. Да, чувствовал я себя значительно лучше, горло практически не болело, лишь небольшая слабость. Вот только к своему телу я еще совершенно не привык.

– Ты уже идешь на поправку, – продолжала мама – но у тебя упадок сил и надо побольше кушать, чтоб выздороветь окончательно.– Затем внимательно присмотревшись ко мне почти шепотом добавила:

– Вот только глаза твои мне не нравятся. Какие-то грустные очень. И взгляд странныйкакой-то. Отрешенный. Недетский.

«Эх, мама-мама! Да как же у меня будет детский взгляд, если я сейчас на несколько лет старше вас с папой». Эту фразу я, конечно, не произнес, но ведь было действительно так. Или это все же мое безумие?

Этот вопрос я решал все следующие дни. Находился все время дома. Ел мамину пищу, смотрел два канала черно-белого телевизора, просматривал книги нашей скромной домашней библиотеки, или попросту валялся в постели. В общем «болел», как и положено ребенку. На вопросы родителей отвечал очень кратко, разговоры практически не поддерживал. Да и как их можно было вести, ведь для родителей я был десятилетним мальчиком, а родители для меня лишь персонажами из упорного сновидения.

Вот только этим персонажам мне приходилось безропотно подчиняться, причем в самых мелочах. «Сережа, пополоскай, горло! Сынок, помой руки и иди есть борщ, я уже налила. Сними эту рубаху и одень свитер» – постоянно звучали подобные указания. И это мне – сорокапятилетнему мужику, уже давно привыкшему самому командовать всеми бытовыми вопросами. Каждое проявление подобной «заботы» как наждачной бумагой проходилось по моим нервам. Но я терпел, ведь бесполезно противиться сну. Хорошо хоть, что я к тому моменту я уже самостоятельно мылся и ванну принимал. А то мне процедуры подмывания еще вдобавок не хватало!..